— Естественно! — воскликнул Патрик, даже не подозревая, чем ему это грозит.

— Видите ли, я по-прежнему хочу ребенка от Отто, — призналась она, но Уоллингфорд так ни о чем и не догадывался.

— Вы думаете, что беременны? — вскричал он взволнованно. — Почему же вы сразу не сказали об этом? Это же чудесно! Когда вы будете знать наверняка?

И вновь по лицу ее скользнула та же слабая безумная улыбка. Патрик и заметить не успел, когда она сбросила с ног кроссовки. Затем, расстегнув молнию на джинсах, стащила их вместе с трусиками и, немного помедлив, сняла футболку…

Патрик совсем обалдел: он никогда еще не видел, чтобы женщины раздевались подобным образом — снизу вверх. Видимо, решил он, у этой миссис Клаузен сексуального опыта все-таки маловато. И тут Патрик услышал ее голос — в нем что-то неуловимо изменилось, не звучность, а что-то другое — и он с изумлением понял, что у него сильнейшая эрекция. Но не потому, что миссис Клаузен стояла перед ним полунагая, а из-за того, что произошло с ее голосом!

— Другого случая у меня не будет, — продолжала она, словно не слыша. — Если я хочу родить ребенка от Отто, я уже должна быть беременной. А после операции вы не сможете ничем таким заниматься. Вы будете лежать в больнице, глотать тонны лекарств, страдать от боли…

— Но, миссис Клаузен! — Патрик, быстро вскочил — и тут же снова сел, понимая, что выглядит совершенно неприлично. — Ведь это же будет мой ребенок, а не вашего мужа, разве не так? — вполне правомерно заметил он.

На миссис Клаузен кроме бюстгальтера уже ничего не осталось, и Патрик отлично видел, что грудь у нее прелестная — куда лучше, чем можно было предположить. В пупке у нее что-то поблескивало; Патрик слегка удивился, но рассматривать украшение не стал, опасаясь, что и оно будет связано с символикой «Грин-Бей Пэкерз».

— Близость к руке Отто — вот единственная близость с ним, которая мне теперь доступна, — решительно заявила миссис Клаузен. Столь свирепую решимость легко можно было принять за страсть. Но сильнее всего действовал на Патрика ее голос; он оказался совершенно не в состоянии ему сопротивляться.

Миссис Клаузен прижала его к прямой спинке стула, наклонилась, расстегнула ремень у него на брюках, рывком сдернула их, а когда опомнившийся Патрик попытался ее удержать или хотя бы сесть прямо, решительно стащила с него и трусы. Затем она оседлала его и быстро задвигалась вверх-вниз, шлепая ему по лицу грудями — она все делала так быстро, что он и не заметил, когда она все-таки сняла с себя бюстгальтер.

— Но ведь мне пока не пришили его руку, — возразил Патрик Господи, ну когда он мог сказать женщине «нет»?

— Пожалуйста, постарайтесь относиться ко мне с уважением, — шепотом попросила она. Ах, какой это был шепот!

Он ощущал ляжками ее маленькие крепкие ягодицы, теплые и гладкие, а колокольчик в пупке вызвал у него даже больший прилив страсти, чем ее соблазнительные груди, и чуть не довел до оргазма. Шея Патрика была мокра от ее слез, но он чувствовал ее уверенную руку: она активно ему помогала.

А его руку миссис Клаузен нежно прижимала к груди — нет, не здоровую правую руку, а левую культю! И при этом шептала:

— Что это ты делаешь, а?.. Ничего особенного, правда?.. — И вдруг спросила: — Разве ты не хочешь сделать ребенка?

— Я очень уважаю вас, миссис Клаузен… — заикаясь, пробормотал Патрик, оставив, впрочем, всякую надежду на сопротивление и ему, и ей было ясно, что он окончательно сдался.

— Пожалуйста, называй меня Дорис, — проговорила сквозь слезы миссис Клаузен.

— Дорис?

— Да. Уважай меня, уважай! Вот все, о чем я тебя прошу! — Она уже рыдала.

— Но я вас уважаю! Я очень уважаю… тебя, Дорис! — заверил ее Патрик и правой рукой невольно провел по ее пояснице.

Он сделал это так, словно они давно уже спали в одной постели и даже в темноте рука сама находила путь к любой части ее тела. Он мог бы поклясться, что волосы у нее мокрые — да, мокрые и холодные, словно она только что плавала в реке или в озере!

Она наверняка знала, что у нее овуляция, думал он позже, женщина, которая в течение долгого времени пытается забеременеть, не может не знать таких вещей. Дорис Клаузен, по всей вероятности, понимала: причина того, что столь желанная беременность никак не наступает, кроется в Отто.

— Ты ведь милый, правда? — страстно лепетала миссис Клаузен, покрывая здоровую руку Патрика поцелуями. — Ты же хороший?

Хоть Патрик и был предупрежден заранее, что ей захочется это выяснить, он никак не ожидал, что она именно так его об этом спросит. Впрочем, не ожидал он и того, что станет заниматься с нею сексом. И, по правде говоря, секс с Дорис Клаузен оказался куда более насыщенным истинной страстью, чем все прочие любовные истории в его жизни. Если не считать, разумеется, тех эротических сновидений, в которые он погружался в Джунагадхе благодаря темно-синим капсулам. Но теперь тот необычный анальгетик стал для него совершенно недоступен — его невозможно оказалось раздобыть даже в Индии, — да и те невероятные сны никак нельзя было поставить в один ряд с обычным сексом.

Кстати, к вопросу о заурядном сексе: единственный половой акт со вдовой Отто Клаузена, занявший, кстати, не так уж много времени, полностью затмил воспоминания Патрика о любовных играх, которым они с Эвелин Арбутнот предавались в Киото, и о бурном романе с высокой блондинкой-звукооператором, ставшей свидетельницей нападения льва.

Между прочим, несчастная девушка ныне вернулась в Гамбург и все еще продолжала лечиться после испытанного шока. Правда, Уоллингфорд подозревал, что она куда сильнее страдает из-за своего падения в тележку с сырым мясом, чем из-за того, что лев отгрыз «бедному Патрику» левую кисть.

— Ведь правда же, ты хороший и добрый? — все повторяла Дорис. Лицо Патрика было мокро от ее слез, а ее маленькое сильное тело заставляло его совершать такие мощные рывки, что он с трудом расслышал собственный ответ. Зато доктор Заяц и другие члены бостонской команды, ожидавшие в приемной, наверняка его расслышали — жалостный вопль, донесшийся вдруг из-за дверей кабинета:

— Да! Да! Я хороший! Я добрый!

— Это что же, обещание? — прошептала Дорис. Ах, этот ее шепот! Убийственный шепот!

И снова Уоллингфорд завопил в ответ так, что каждое его слово прекрасно слышали и доктор Заяц, и прочие медики:

— Да! Да! Обещаю! Клянусь!

Ведущий специалист по хирургии верхних конечностей осмелился постучать в дверь собственного кабинета лишь после того, как там надолго воцарилась полная тишина.

— Ну, как у нас дела? Все в порядке? — осторожно спросил глава бостонской команды, заглядывая в кабинет.

Сперва он не заметил ничего необычного. Патрик Уоллингфорд, полностью одетый, сидел на том же стуле с прямой спинкой. А миссис Клаузен, тоже полностью одетая, лежала на ковре посреди докторского кабинета, закинув руки за голову. Ноги же она приподняла, устроив их на сиденье стула, стоявшего рядом с Уоллингфордом. Заметив удивленный взгляд вошедшего доктора, она пояснила: