— Видите ли, у меня спина не в порядке. — Разумеется, спина у Дорис была совершенно здорова. Просто она вычитала в пособиях для супружеских пар, что весьма рекомендуется после полового акта принимать именно такую позу — на спине и с приподнятыми ногами. — Приходится давать отдых позвоночнику. — И она посмотрела на Уоллингфорда, лицо которого расплывалось в блаженнейшей улыбке.

«Да они оба спятили!» — решил доктор Заяц, отчетливо ощущая в своем кабинете запах секса. Ни один специалист по медицинской этике никогда не одобрил бы подобного развития событий, но доктор Заяц был специалистом совсем в другой области — в хирургии верхних конечностей, — и его команда рвалась в бой.

— Ну, если вы всем удовлетворены, — осторожно начал он и посмотрел на миссис Клаузен, которая действительно выглядела в высшей степени удовлетворенной, а затем — на Патрика Уоллингфорда, который показался ему то ли сбрендившим, то ли пьяным, — так, может быть, мы сразу и договор заключим? Ну что, миссис Клаузен, вы даете нам зеленый свет?

— Я не возражаю! — выкрикнула Дорис так громко, словно обращалась к кому-то на противоположном берегу пруда или озера.

— И я тоже! — откликнулся Патрик. — Мне кажется, доктор, зеленый свет для вас уже включен.

Высшая степень сексуального удовлетворения, обозначившаяся на лице Уоллингфорда, что-то напомнила доктору Заяцу. Где же он видел подобное выражение лица? Ах да, в Бомбее, где он демонстрировал некоторые приемы детской хирургии перед аудиторией, состоявшей из лучших индийских педиатров и хирургов. Одну из операций Заяц помнил особенно отчетливо: оперировали трехлетнюю девочку, ручонка которой превратилась в месиво, угодив в какую-то сельскохозяйственную машину.

Заяц сидел у постели маленькой пациентки вместе с индийским анестезиологом, когда девочка начала приходить в себя после наркоза. Малыши переносят это крайне тяжело, им холодно и страшно, они не понимают, где находятся; да к тому же после наркоза у многих часто бывают рвота и понос.

Доктор Заяц хорошо помнил, что ему все хотелось под каким-нибудь предлогом уйти, чтобы не смотреть на страдания несчастного ребенка. Конечно, он зайдет проверить руку, но позже, когда малышке станет лучше.

— Погодите… это вы должны увидеть! — сказал ему анестезиолог. — Вы только взгляните на этого ребенка!

На невинном личике трехлетней девочки было написано глубочайшее сексуальное удовлетворение — такое, казалось, могла бы испытывать только взрослая и опытная женщина! Доктор Заяц был шокирован. (Печальная истина, увы, заключалась в том, что ни одна женщина в его объятьях не выглядела удовлетворенной.)

— Боже мой, — пробормотал доктор Заяц и спросил у индийского анестезиолога: — Что вы ей такое дали?

— Обычный наркоз. Я всего лишь добавил в него капельку одного чудодейственного средства, — пожал плечами индиец.

— Какого средства? Как оно называется?

— А вот на этот вопрос я отвечать не обязан, — отрезал анестезиолог. — В вашей стране это средство так или иначе недоступно. Впрочем, и здесь его, по-видимому, скоро запретят. Во всяком случае, Министерство здравоохранения твердо на это нацелено.

— Что ж, очень надеюсь, что вашему министерству это удастся! — сердито бросил доктор Заяц и, круто повернувшись, вышел из палаты.

Однако он не мог не отметить, что девочка ни сразу после операции, ни потом совсем не страдала от боли; а когда ему удалось наконец осмотреть ее руку, то и там все обстояло на удивление благополучно. И сама малышка вела себя совершенно спокойно.

— Болит? — спросил у нее доктор Заяц. Сиделка перевела его вопрос на местный язык и вскоре сообщила:

— Она говорит, что у нее все хорошо и ничего не болит. — Девочка продолжала что-то рассказывать, и доктор Заяц снова спросил:

— О чем это она?

Сиделка вдруг страшно смутилась и пробормотала:

— Лучше бы все-таки они перестали пользоваться этим болеутоляющим!

Но малышка продолжала что-то лепетать, и Заяц, помолчав, опять поинтересовался у сиделки, о чем рассказывает девочка.

— Да просто свой сон! — уклончиво ответила сиделка. — Говорит, что видела свое будущее. Говорит, что будет очень счастливой и родит себе много-много детишек. Хотя, по-моему, их у нее получится слишком много!

А девочка, слушая их разговор, улыбалась доктору, посматривая на него вызывающим и вовсе не детским взглядом.

И вот теперь Патрик Уоллингфорд, сидя у него в кабинете, в бостонской клинике, смотрит на него с такой же ухмылкой!

«Какое безумное совпадение!» — подумал доктор Заяц, наблюдая за выражением лица своего пациента.

«Жертва тигра» — так про себя называл он ту девочку из Бомбея, потому что малышка рассказывала врачам и сестрам, что когда ее ручка попала в машину, та зарычала на нее, как тигр.

Безумное то было совпадение или нет, но что-то в облике Уоллингфорда заставило доктора Заяца на время умолкнуть и задуматься. Похоже, эта «жертва льва» — как давно уже называл он Патрика, — нуждается не только в новой руке.

Откуда доктор Заяц мог знать, что на всем белом свете не было человека, в котором Патрик Уоллингфорд нуждался так, как в Дорис Клаузен!

Как объявил доктор Заяц на своей первой пресс-конференции — сразу после пятнадцатичасовой операции, — состояние пациента можно назвать «тяжелым, но стабильным». Патрику Уоллингфорду после общего наркоза все время хотелось спать, и он постоянно задремывал. Естественно, сказал Заяц, пациента накачали «различными иммунодепрессантами», однако он не пожелал уточнить, какими именно и как долго их будут применять. (Не упомянул он также и о стероидах.)

Знаменитый хирург, к которому в эти минуты было приковано внимание всей страны, заметно нервничал и отвечал на вопросы кратко и раздраженно. Как выразился один из его коллег, — а именно рогоносец Менгеринк, редкостный кретин! — «глаза у Заяца блестели, как у пресловутого „сумасшедшего профессора“!»

Ранним утром перед той исторической операцией доктор Заяц, как всегда, бегал по окутанному предрассветными сумерками и покрытому раскисшим снегом берегу реки Чарльз. И вдруг застыл как вкопанный: из призрачного тумана вынырнула и промелькнула мимо него девушка, которая обогнала его так легко, будто он вовсе и не бежал, а стоял на месте. Упругие ягодицы бегуньи, туго обтянутые спортивными брючками, решительно удалялись от Заяца, напрягаясь и расслабляясь, точно пальцы, когда их сжимают в кулак. Ах, какая у нее была попка!

Прекрасной бегуньей оказалась… Ирма! Вот так получилось, что всего за несколько часов до ответственнейшей операции по присоединению кисти Отто Клаузена к левой культе страждущего Патрика Уоллингфорда доктор Заяц ощутил болезненный укол в сердце. Дыхание замерло у него в груди, а желудок свела такая боль, словно его ударили под дых кулаком или, скажем, бампером грузовика, развозящего пиво… Заяц согнулся пополам, обхватив себя руками, и тут к нему бодрым спринтерским шагом подбежала Ирма.