для нее мать. Идти в школу ей не хотелось, и она оттягивала этот момент как могла. Например, она могла попросить у Дарии еще одну чашку чая, который мать заваривала очень тщательно, обязательно накрывая заварочный чайник стеганым колпаком, сшитым для них Меймени. Перед выходом на улицу Мина гляделась в большое зеркало в прихожей, проверяя, не выбились ли волосы из-под платка и застегнуты ли все пуговицы на рупуше.

В школе появился новый предмет. Он назывался «Основы Веры», и преподавала его новая учительница, которую звали госпожа Амири. Госпожу Шоги и других учительниц заставляли покрывать головы платками. Прежнюю директрису заставили уйти, поскольку она была чересчур «прошахской». Новая директриса явилась в школу с мегафоном в одной руке и перечнем новых правил – в другой, одно из которых гласило: «О каждом, кто появится в школе в плохо повязанном хиджабе, будет сообщено властям». С тех пор не проходило и недели, чтобы Биту не вызвали в кабинет к новой директрисе за какое-нибудь «нарушение порядка».

Старые учебники с портретом шаха на первой страницы были изъяты. Вместо них появились новенькие, с фотографией теперешнего лидера страны. Иллюстрации в новых учебниках были практически такими же, как в старых, но изображенные на них девочки, которые шли на базар или кормили голубей, были одеты в рупуши и хиджабы.

И это было еще не все. Древнеперсидские цари и завоеватели, свершения которых когда-то казались Мине по-настоящему великими и вызывали глубокий интерес, представали в новых учебниках скупыми и жестокими, так что историю ей приходилось учить заново. Понемногу она поняла, что понятия «хорошее» и «плохое» способны изменять свой смысл и наполнение в зависимости от того, в чьих руках находится власть, и что тот, кто контролирует информацию, рисует и раскрашивает мир по своему произволу.

– Не позволяй, чтобы тебе промыли мозги, Мина, – сказала ей как-то Дария. – Не давай им решать за тебя. Никто не имеет права приказывать тебе, как ты должна думать, а как не должна. За исключением, естественно, меня и отца… И помни: они не знают жалости, так что будь осторожнее. Держи язык за зубами. Если вдруг что-то покажется тебе неправильным, лучше промолчи: их все равно не исправишь, а сама попадешь в беду.

По пути в школу Мина старалась не смотреть на гвардейцев-басиджей, патрули которых стояли на каждом углу. «Хорошие девочки не смотрят мужчинам в глаза, – внушала им госпожа Амири. – Хорошие девочки никогда не повышают голос и не улыбаются без причин. Хорошие девочки не стараются привлечь к себе внимание». Однажды кто-то из бородатых басиджей переступил с ноги на ногу как раз тогда, когда Мина проходила мимо него, и она еще ниже опустила голову, так что ей были видны только его высокие черные ботинки из толстой кожи.

В школе, после утренних молитв и зарядки, состоявшей из двадцати пяти прыжков «звездочкой», ученицы строились по росту в несколько рядов, чтобы идти в классы. Трудно было представить, что еще совсем недавно мальчики и девочки учились в этой школе вместе. Как сказала госпожа Амири, постоянный контакт с противоположным полом способен вызвать умственные, физические и духовные эффекты, которые уместны только после свадьбы. Что это за «умственные» эффекты, Мина не знала – она просто скучала по тем временам, когда она на каждой перемене играла с Фаруком и другими мальчишками в вышибалы.

Фарук, кстати, до сих пор приходил к ней домой, и они вместе играли в футбол на заднем дворе, где их нельзя было увидеть за высокой оградой. После игры оба лакомились яблоками и сушеным тутовником, которые выносила им на веранду Дария, и потихоньку болтали обо всем на свете.

Новые власти требовали, чтобы все школьники ненавидели Америку, но большинство знакомых Мине детей Америку по-прежнему любили. Им нравилась американская музыка, американская мятная жевательная резинка и американская свобода. Госпожа Амири утверждала, что власти США циничны, жадны и вульгарны; недаром они без зазрения совести поддерживали шахскую диктатуру, навязывая ее народу. «Интересно, кто превратил нашу жизнь в ад? – говорила по этому поводу Бита. – Америка или новый режим?»

Однажды во время большой перемены (погода в тот день выдалась на редкость жаркой, и госпожа Амири, сидя в тени под большим деревом, грызла зеленое яблоко, а директриса спорила о чем-то с одним из охранников), Бита собрала в кружок нескольких подруг. Когда Мина, Джале и Сепиде уселись на бетон площадки, Бита заговорщически улыбнулась и жестом фокусника достала из-под рупуша магнитофонную кассету. В качестве обложки в прозрачную коробочку была вставлена черно-белая ксерокопия с изображением улыбающегося мужчины с ямочкой на подбородке и красивой молодой женщины, которая положила руки ему на плечи. Подняв кассету повыше, Бита с гордостью посмотрела на подруг, явно ожидая всеобщего восхищения. И действительно, девочки дружно подались вперед.

Мина сразу узнала женщину на обложке и ловким движением выхватила у Биты кассету.

– Это Оливия Ньютон-Джон, – сказала она со знанием дела. – Хуман хочет жениться на ней, когда окончит школу.

– Ну да, а ты мечтаешь выйти замуж за кронпринца, который больше не принц, а просто еще один несчастный мальчишка-беженец, который живет где-то в американской глуши! – фыркнула Джале. – Я думала – ты одна такая, а у вас, оказывается, вся семья странная: все только и думают о том, как бы породниться с какой-нибудь знаменитостью! Нет, Мина-джан, ты выйдешь за того, кого выберут твои родители, и точка! Заруби это себе на носу.

От этих слов Мине очень захотелось как следует оттаскать подругу за волосы, но они были надежно прикрыты скользким шелковым хиджабом, поэтому она сказала:

– К твоему сведению, мои родители не верят в эту старомодную ерунду!

– Хватит болтать! – перебила Сепиде и в свою очередь выхватила кассету у Мины из рук. – Бита, дорогая, можно мне взять ее у тебя хотя бы на один день? Ну, пожалуйста! Очень тебя прошу!

Джале и Мина возмущенно завопили. Они хотели попросить Биту о том же. Джале напомнила Бите, как три недели назад она одолжила ей свой лучший блеск для губ, который та почти весь истратила. Сепиде обещала Бите три пластинки «настоящей мятной» жевательной резинки, которую прислал ей из Америки дядя.

– Я же твоя лучшая подруга! – только и сказала Мина. Ничего больше ей в голову не пришло.

В конце концов решено было сыграть в «камень, ножницы, бумага». Чтобы определить, кто первый получит кассету, понадобилось три раунда, причем Джале обвинила Сепиде в том, что она жульничает. Сепиде же утверждала, что и не думала хитрить, что она выбросила