Еще один парадигмальный сдвиг, который позволил мне, наконец, создать здоровые отношения, был теологическим. Я понял, что в моем сердце было подсознательное желание, которое никогда бы не смог удовлетворить другой человек. Конечно, Бетси могла бы разрешить мою тоску по близкому человеку, но я говорю о чем-то более глубоком. Некоторые люди думают об этом как о тоске по Богу, и я думаю, что они не далеки от истины. Однако, на мой взгляд, это стремление никогда не будет удовлетворено при нашей жизни. Другими словами, я убежден, что у каждого человека есть жажда, которая никогда не будет удовлетворена, и наша задача – позволить ей жить, дышать и страдать, пока мы сами развиваемся.

Я рос в церковной среде и слышал о том, что в наших сердцах есть дыра, которую может заполнить только Иисус. Но позже, уже став последователем Иисуса, я продолжал испытывать тоску. Он просто ничего с ней не делал. Я так разочаровался, что чуть не отошел от веры. Однако позже я прочитал в Библии о небесном браке и о том, как однажды мы воссоединимся с Богом. Библия рисует прекрасную картину: лев возляжет рядом с агнцем, все наши слезы будут смыты, воцарится мир, и наш правитель будет мудр и добр. Язык Библии часто расплывчат, но нет никаких сомнений – что-то в наших душах исцелится или даже дополнится, как только мы соединимся с Богом, ни секундой раньше. Истинное христианство отличается от чепухи, на которую часто ведутся люди, тем, что Иисус никогда не предлагает завершения здесь, на Земле. Он только просит нас довериться ему и следовать за ним к метафорическому браку, который мы заключим на небесах.

Чем больше я думал об этом, тем больше смысла находил в Библии. Первые последователи Иисуса испытывали боль и разочарование, что вряд ли можно назвать романтичной жизнью. Но они утешали друг друга, заботились друг о друге и подбадривали друг друга в тоске.

Мне кажется, поиски Бога в других людях причинили многим сильную боль. Возможно, некоторые из моих ошибок в отношениях связаны с тем, что я стремился избавиться от тоски с помощью женщины и взваливал на нее бремя, которое не должен нести любимый человек. В начале наших отношений мы с Бетси говорили об этой тенденции и решили, что не поддадимся ей. Мы знали, что каждый из нас испытает тоску, которую другой не сможет удовлетворить. Мы пришли к выводу, что это скорее хорошо, чем плохо. Теперь мы не могли обижаться друг на друга за то, что один не залечивал самые глубокие раны другого. Благодаря этому наши отношения не стали похожи на все те, что разрушались и сгорали.

Я никогда не забуду вечер перед нашей свадьбой, когда попытался объяснить эту идею нашим друзьям и семье. Я чуть все не испортил. На репетиционный ужин пришло более ста человек. Когда пришло время произнести последний тост, я встал перед нашими близкими и признался Бетси, что я не верю, будто мы дополняем друг друга. Я не рассчитал, как странно это прозвучит: в зале повисла тишина и все смотрели на меня так, будто я объявлял о разрыве.

Я быстро объяснил, что наши отношения казались мне здоровыми, потому что никто из нас не возлагал друг на друга несправедливых ожиданий. Некоторые женщины в комнате смотрели на меня как на самого чопорного в мире мужчину. Бетси же взглянула на меня и засмеялась. Я пытался вернуть свое доброе имя, мямля о том, что наши самые сокровенные желания когда-нибудь будут удовлетворены Богом. Я говорил, как всегда испытывал тоску – тоску по принятию, чтобы быть единым с чем-то, что больше меня, что отражается в красоте океана или величии гор. Я говорил о том, что всегда чувствовал тоску, и Бетси тоже.

– Мы с Бетси изо всех сил постараемся не переложить бремя этой тоски друг на друга, – сказал я. – Вместо этого мы будем утешать друг друга в этой тоске и даже любить ее за то, чем она на самом деле является – обещанием, которое Бог однажды исполнит.

Я не знаю, сколько людей действительно поняли мой тост. Наверняка некоторые задавались вопросом, почему мы с Бетси женимся, если не собираемся дополнять друг друга. Но для меня ответ был прост: у нас обоих есть с кем разделить тоску по Богу. Я не знаю, есть ли у двух людей более здоровый способ сохранить любовь, кроме как перестать использовать друг друга для удовлетворения этой тоски и начать крепко держаться друг за друга в ее переживании. Я не против тоски – она прекрасна. Я просто не хочу больше чувствовать ее в одиночестве. Я хочу разделить ее с Бетси.

Для кого-то обрести близость так же сложно, как сбросить сотню килограмм. Для этого необходимо избавиться от старых привычек, преодолеть желание нравиться людям, говорить правду и научиться довольствоваться ежедневной порцией истинной любви. На протяжении года до нашей свадьбы я чувствовал себя так, словно сбросил сорок из этих ста килограмм, а впереди был еще долгий путь. Но за несколько месяцев до этого дня одно событие поселило во мне надежду.

Место для нашей свадьбы выбрала Бетси: это был старый заброшенный загородный клуб на берегу реки Чефункт. Она выбрала его, пока я был на писательском ретрите. Она объяснила по телефону, что цена подходящая, но предстоит потрудиться, много потрудиться. Я спросил, почему она хотела выйти замуж в таком неидеальном месте, и она ответила, что идеальное – субъективно. Она сказала, что с этим местом у нее связаны семейные воспоминания: ее бабушка и дедушка жили неподалеку, возле поля для гольфа, а мама все детство плавала в бассейне за банкетным залом. Она больше внимания уделяла истории этого места, а не обстановке. Она сказала, что мы можем пожениться на большом пространстве рядом с бассейном напротив столетнего дуба. Вдоль края бассейна будут фонари, ведущие к длинному причалу. Я спросил, можем ли мы уехать со свадьбы на лодке, и идея ей понравилась.

Когда я вернулся в Новый Орлеан, Бетси привела меня на это место. Мы ехали по извилистому пути между домами, расположенными на участках в одну пятую гектара, разделенных скорее из интересов древних дубов, чем равномерного распределения земли. По бокам ворот в старый клуб стояли высокие бетонные колонны с готическими статуями. Дубы простирались вдоль серых стен и роняли листья, которые хрустели под нашими колесами. Сломанные и открытые ворота грузно навалились на парковку, будто все еще гордясь защитой, которую они когда-то обеспечивали. По пути я прочувствовал историю этого места. И стало ясно, почему Бетси захотела вписать нашу свадьбу в эту историю. На другом берегу реки в болоте росли деревья-гиганты. Мне очень нравилось это в Новом Орлеане. Было ощущение, что в нем обитают добрые призраки. Даже на стоянке стоял древний дуб, а его ниспадающие пряди мха напоминали длинные мягкие бороды старцев.

Но когда мы вошли во двор, ощущения стали совсем другими. Все было гораздо хуже, чем она описывала. Бетси шла молча и надеялась, что я увижу то же, что видела она. Но я не мог. Я видел, как сквозь трещины в бетоне проросли сорняки, а в цветниках валялись битые кирпичи. На скамейке возле большого дуба не было досок, а бассейн, где когда-то плавала ее мать, практически почернел. Головастики размером с сома бросились в центр, когда мы подошли, а черепаха качнула своим панцирем, оттолкнулась ногой от берега и скрылась в воде.