На Машин крик сбежались люди. Первым бросился к Тамаре доктор Назаров, который, как оказалось, тоже находился в центре. Он склонился над ней, стал спрашивать, что случилось, при этом не забывая щупать пульс и расстегивать плащ. Тома не отвечала. Продолжала сипло дышать. Глаза ее совсем закатились, а тело начала бить судорога. Сначала задрожали ноги, затем руки, и уже через несколько секунд Тамару стало буквально корчить. Назарову из-за этого никак не удавалось справиться с пуговицами на плаще, но, когда он наконец расстегнул их, все увидели кровоточащую рану на животе Томы.

– Мою аптечку, быстро! – скомандовал Назаров. Маша, которой он адресовал реплику, замерла в замешательстве. Она понятия не имела, где хранятся лекарства. К счастью, кто-то из «сестер» оказался более просвещенным, и Маша услышала вопль: «Сейчас принесу!»

– Что с ней? – спросил кто-то.

– Похоже, ножевое ранение, – ответил доктор, разрывая пропитавшуюся кровью кофту. – «Скорую» вызовите.

Маша поднялась и бросилась к телефону. Где находится телефон, она знала. Набрав нужный номер, быстро сообщила оператору, кому требуется помощь и по какому адресу этот человек находится. Обернулась и увидела, что Томочка затихла.

– Она что, умерла? – в ужасе воскликнула Маша.

– Нет, пульс есть, – ответил Назаров, которому как раз принесли аптечку. Это был не обычный контейнер, имеющийся в каждом офисе или машине, а металлический чемоданчик. В нем оказалось много всего, не только таблетки, йод, бинт, но и какие-то приборы. Возможно, всего лишь для измерения давления и сахара в крови, но аптечка выглядела внушительно, и Маша немного успокоилась.

Но едва она перевела дух, дверь распахнулась. С таким грохотом, будто с крыши свалился один из листов шифера. В фойе влетел мужик с красной рожей и всклокоченными волосами. Маша сразу узнала мужа Томочки Пашу. Маляра и непризнанного художника. Увидев супругу на полу, он взвыл и бросился к ней. Но Маша не позволила ему приблизиться. Подставила подножку, а когда он упал, прижала его сверху коленом, чтобы обездвижить. Все понимали, что рану Томе нанес именно муж, поэтому остальные «сестры» присоединились, и вскоре Паша был связан по рукам и ногам поясами, ремнями, полотенцами, а еще медицинским жгутом…

Нет более грозной армии, чем армия обиженных, объединившихся против общего врага женщин.

– Отпустите меня, – каркал Паша, пытаясь избавиться от пут. – Твари! Какие же вы все… – дальше шел отборный мат, и, чтобы его не слышать, Маша пнула мужика под ребро.

– Перестань! – прикрикнул на нее Назаров, но «сестры» посмотрели с одобрением. – Чем ты ее пырнул, сволочь? – обратился доктор к Паше.

– Я Томочку и пальцем не трогал.

– Ладно, пусть так. Она сама налетела на что-то, да?

– Да-да.

– И ты хотел помочь, поэтому бежал за ней два квартала? – Они жили недалеко от центра, в пешей доступности.

– Вот именно. У нее шок. Она побежала. Я за ней…

– На что Тома налетела? Делать противостолбнячный укол или нет?

– На отвертку. Я ремонт затеял. – Павел напряг конечности, но сил освободиться не хватило. – Да развяжите же меня! Что вы себе позволяете, я буду жаловаться! Полиция! Полиция, на помощь!

– Спешим, спешим, – послышалось издали. Старший оперуполномоченный Назаркин шагал через фойе, появившись откуда-то из подвала. – Что у вас тут за беспредел?

– Вы полицейский? – всколыхнулся Паша.

– Так точно. Прибыл на ваш зов о помощи. На что жалуетесь?

– Да беспредел тут творится, товарищ начальник! Смотрите, что эти бешеные сотворили со мной.

Назаркин, вмиг оценив обстановку, покивал своей кудлатой головой и достал сотовый. Набирая номер, спросил у почти однофамильца:

– Он ее?

– Скорее всего, – ответил доктор, колдуя над раной.

– Жить будет?

– Надеюсь. Были бы жизненно важные органы задеты, не смогла бы пробежать два километра.

– Вызову людей, чтоб забрали. А девчонки молодцы, в спецназ бы их… – И, сделав Маше жест, удалился в кабинет директора.

Полицейские приехала раньше медиков. Но в этом ничего удивительного не было, поскольку отделение находилось на соседней улице. Пашу увезли. Следом, уже на карете «Скорой», и его жену. Маша проследовала в кабинет Лолиты. Причем в пижаме, забыв о том, что собиралась переодеться.

Она постучала и, услышав «войдите», открыла дверь.

Назаркин сидел за столом, подперев кулаками подбородок, и смотрел в стену. Пухлые щеки нависали над костяшками пальцев, и опер напоминал бульдога.

– Всех увезли? – спросил он, не отрывая взгляда от портрета Миры Салиховой. Оказалось, он таращится на него. В кабинете тоже имелся портрет, пусть и не такой большой, как в фойе.

– Ага.

– Садись.

Маша опустилась на кресло.

– Я ее другой помню, – вздохнул Назаркин.

– Кого? – не поняла Мария.

– Вашу жрицу.

– Миру? – на всякий случай уточнила она.

– Миру. Когда ее муж преставился, я был среди тех, кто на место гибели приехал. Стажером был.

– Как муж? Ее муж жив вроде…

– Кто – жив?

– Ясон.

Назаркин отлепил свой взгляд от портрета госпожи Салиховой и перевел на Машу. В нем читалось беспокойство.

– Девонька, с тобой все в порядке? Кукушечки от стресса не полетели?

– Ясон – это киношный персонаж, – терпеливо объяснила Маша, запоздало сообразив, что не все могут сразу понять, о чем она. – Играл его актер Дмитрий Кошелев, за которым Мира была замужем. И он вроде жив.

– Да я про Салихова. Первого мужа, баснословное наследство которого Мира Васильевна вот уже двадцать с лишним лет тратит.

– А… Я про него не знаю ничего. Думала, Мира сама заработала состояние.

– Ой, молодежь! – хмыкнул Назаркин. – Да в начале девяностых пара Салиховых была популярнее, чем сейчас Пугачева с Галкиным. Или ты и их не знаешь?

– Их знаю. А в начале девяностых я только родилась.

– Муж Миры с лошади упал, будучи в состоянии сильного алкогольного опьянения. Умер на месте. На первый взгляд несчастный случай. На второй тоже. Но я почему-то был уверен, что вдовица причастна к гибели супруга. И сказал старшо́му, что не помешало бы взять у коня кровь на анализ, мало ли чем его могли накачать, но опер посмеялся надо мной, заметил, что я слишком много читаю детективов. А я на самом деле тогда, как наркоман, на них сидел. В советское время только Агата Кристи да Конан Дойл печатались, а в девяностые в страну потоком хлынула криминальная западная литература. Я считал, что, проглатывая книжные новинки о бравых полицейских и частных детективах, не только себя развлекаю, но и чему-то учусь. Потом оказалось, что проку никакого от моих книжных знаний нет, один вред… – Он махнул рукой. – В общем, не послушали меня, стажера. Хотя, возможно, госпожа Салихова, как тогда говорили, отбашляла старшо́му и следователю. Меня в это не посвятили.