Пробегая взглядом по строчкам, он поначалу выхватывал из изложения ключевые слова и их сочетания: «социальные сети», «суицид», «группы в соцсетях», «подростки», «смерть» и так далее. «Тепло, еще теплее», – думал он, продвигаясь по тексту. Когда в конце концов в повествовании появилось упоминание Тихого дома, Мирослав выдохнул и констатировал: «Горячо». Пазл складывался, и то волнение, которое зародилось в нем при взгляде на один только заголовок, теперь стало понятным. Этот материал – новое звено в цепочке расследования и, возможно, необходимое для крепления всех последующих звеньев.

Теперь он был готов прочесть статью, которая с первой полосы перетекала на целый разворот в середине, основательно и вдумчиво. Чтобы это стало возможным, требовалось унять внутреннюю ажитацию, сделать пару глубоких вдохов, сосредоточиться. Оторвавшись от текста, Погодин понял, что все это время читал на ходу и теперь стоит в конце длинного коридора. «Нужно бы найти место, где никто не потревожит», – только и успел подумать он, как из-за угла на него вылетел Тищенко. Не успев сориентироваться, Игнат прямо в грудь ему впечатался так, будто в объятия родного человека упал.

– Игнат, какая неожиданная встреча! – Поприветствовал Погодин, разглядев под подбородком до боли знакомую рыжую макушку.

– И вам здрасти, Мирослав Дмитрич, – обреченно вздохнул Тищенко и отстранился.

– Я смотрю, ты здоров и весел, а на лекцию мою сегодняшнюю почему-то не пришел. Как же наш уговор? До сессии всего месяц остался.

Погодин постарался состряпать на лице мину посерьезней. Свернул газету, сунул под мышку и сложил руки на груди, демонстрируя, что в проблему Игната готов вникнуть основательно. Хотя сейчас ему было не до этого, но Тищенко спуску лучше не давать.

– Пришлось пожертвовать учебой в интересах революции, – Тищенко склонил голову, почесывая затылок. На Погодина смотрел из-под светлых бровей с хитринкой, очевидно, прикидывая, какое у того настроение и какой тон лучше взять. Эта лихорадочная работа мыслей отразилась на его лице забавной гримасой. – Великая цель, она, знаете ли, превыше личных интересов. Очень мне на вашу лекцию хотелось, но я сильней своих желаний. Пришлось скрепить сердце и наступить на горло собственной песне в интересах народа.

Судя по монологу, Игнат решил действовать излюбленным способом – брать благосклонного педагога наглостью и иронией. Мирослав тон подхватил:

– Вон оно что… Ты прямо Данко. Причина уважительная, ничего не скажешь. А что за революция, позволь полюбопытствовать?

– Ну вы, блин, даете! Да уж, далеки вы от народа. Оно и видно, олигарший сын, буржуазия. В сети такой хайп, народ третий год уже митингует, а вы спрашиваете: о какой революции? На митинге я был, за таких, как вы, можно сказать, отдувался. Чуть не повязали меня.

– За что митинговал?

– Мирослав Дмитрич, вы что, серьезно? Такого просто быть не может, чтобы вы не знали. Не с луны ведь вы свалились! За искоренение тирании и самодержавия я митинговал. За свободу, короче.

– Равенство и братство… – продолжил Погодин. – Знаешь, кажется, где-то я это уже слышал.

– Да ладно, хорош уже меня троллить. В жизни не поверю, что вы или еще кто-либо в нашей стране не в курсе про оппозиционное движение. Вон мы сколько шороху уже наделали, а то ли еще будет. Вся прогрессивная общественность только об этом и говорит, а вы спрашиваете, что за митинг! За честные выборы митинг, против коррупции и преемственности во власти. Власть мы свергаем! Весь Интернет за сегодняшний сход уже две недели агитирует, как не знать. Ну, Мирослав Дмитриевич, напрягитесь-ка. Ну… вспоминается? Или вы специально вид делаете, что про митинг не знали, чтобы не засчитывать уважительную причину моего отсутствия на лекции?

– Про оппозиционную активность я, конечно, наслышан. Но про то, что сегодня митинг, был не в курсе. Представь себе, ускользнуло от моего внимания.

– Ну ваще. Вы что, в соцсети совсем не заходите?

– Захожу, без фанатизма. Могу себе позволить более увлекательное времяпрепровождение, я ведь, как ты верно заметил, олигарший сын. – Погодин подмигнул Игнату, да так лихо и весело, что тот заметно погрустнел. – И вообще, мне кажется, ты несколько преувеличиваешь вездесущую силу Интернета. Для общего развития могу тебе сообщить, что с этим зверем в нашей стране пока подружилось меньше трети населения.

– Я надеялся, что вы, Мирослав Дмитриевич, входите в эту треть, но теперь наглядно вижу, что ошибался. Что это у вас? – Игнат карикатурно изобразил удивление, выпучив насколько возможно свои зеленые глаза. Золотистые ресницы раскрылись ромашками. Объектом пантомимы стала газета в руках Погодина, которую Тищенко преувеличенно бережно потрогал за край, будто убеждаясь в подлинности редкой вещицы. – Какой забавный архаизм. Все-таки тяга к древности в вас неодолима.

– Сохраняем духовные скрепы.

– Да вы, батенька, ватник.

– Ты бы еще гимн интернационала спел, разоблачитель: «Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов. Кипит наш разум возмущенный и смертный бой вести готов». – Без выражения процитировал Мирослав и собирался было пойти своей дорогой, но Игнат его остановил.

– Прикольный, кстати, гимн. Жизненный. Может, его на рэп переложить? – От главной темы разговора Игнат явно отвлекся, да и вообще, казалось, забыл про присутствие Мирослава. Задумчиво глядя в потолок, он начал вполголоса зачитывать услышанный текст речитативом, подбирая оптимальный бит, и размашисто жестикулировать. Куплет он закончил задорным «йоу» и махнул перед погодинским носом рукой, предварительно сложив пальцы в «козу».

– А че, зачетно получилось, да?

– Иди уже, революционер. От дела отвлекаешь. Но имей в виду, что второй раз эта уважительная причина не прокатит.

– Понял, буду думать над новой, – Обрадовал его Игнат и поспешил удалиться.

Отделавшись от Тищенко, Погодин наконец нашел укромное место, юркнув в пустую аудиторию. Развернул газету и стал читать статью уже основательно и вдумчиво. Художественная часть материала повествовала историю девочки-подростка, покончившей с собой без каких-либо на то оснований. Мать ее рассказывала, что единственным косвенным свидетельством того, что ее посещали суицидальные настроения, были депрессивные группы в социальной сети, в которых она состояла. Мать до поры про эти группы знать-не знала. Дальше шло художественное описание последних дней жизни девочки и ее внезапной, страшной и необъяснимой смерти – ушла, как обычно, в школу и вдруг совершила самоубийство, прыгнув с большой высоты.

Тут статья плавно перетекала в жанр журналистского расследования. Автор материала утверждал, что всему виной суицидальные группы в соцсети, в которых состояла погибшая девочка. Что группы эти не простые, а созданы специально для того, чтобы подталкивать подростков к суициду. Кем созданы и зачем этому кому-то детские жизни, не уточнялось. Зато приводились цифры, согласно которым жертвами смертоносных пабликов, по приблизительным подсчетам, стали около ста тридцати подростков по всей стране. Это только те смерти, до которых смог докопаться автор статьи. Одна из зловещих групп, стоящая во главе растущей пирамиды, имеет название Terminal f57, на аватарке ее странный мистический символ О.Н.О. А находят эту группу и ей подобные по хэштегам: #f57 #f58 #морекитов #тихийдом. Более того, любой, у кого есть аккаунт в ВК, может написать на своей странице пост с этими хэштегами или хэштегом «хочувигру», и организаторы фатальных групп найдут его сами.