Я краснею и отстаю от ребенка, а довольная победой Эля снова увлекается игрой с кроликом.

Вероника возвращается. Я вдруг замечаю, как дрожат руки, и крепче сжимаю меню. А Сергей невозмутим. Делает заказ — стейк, картофель и вино, смотрит на меня. Я не уверена, что голос послушается.

— Можно мне язык с овощами на гриле и глинтвейн, а для ребенка цветную пасту, яблочный сок и фруктовый салат.

Да, я все равно впихну в Элю что-нибудь витаминное.

— Напитки принести сразу?

— Да, пожалуйста, — лениво отвечает Сергей

Мне жалко Веронику. Даже если Костя сказал правду, об ее измене, все равно жалко. Серебров может уничтожить, стереть в порошок. Может, но не хочет. Мучить интереснее, играть интереснее. Я более чем уверена: Вероника за свое предательство заплатила сполна.

Неужели и Костя тоже?

— Почему вы не попросили другую официантку? — спрашиваю я.

— Зачем? Это ее работа.

— Вам, должно быть, неприятно.

— Неприятно видеть, как бывшая жена носит мне тарелки? — усмехается он. — Да брось, картинка анекдотичная. Когда мы разводились, она получила кучу денег. Не половину, конечно, основной капитал я получил в наследство, а он не делится. Но сумма была более чем шикарная. И знаешь, куда она дела почти сорок миллионов?

Мне сложно представить, куда можно деть такую сумму денег.

— Выплатила компенсацию пострадавшим, когда пьяная въехала в витрину магазина.

Я с грохотом роняю вилку, и Эля укоризненно на меня смотрит.

— Семеро получили травмы, пришлось выплатить компенсации. Плюс ущерб магазину, плюс машина была не ее, плюс адвокаты. Ну и так, по мелочи. И вот…

Он смотрит в сторону.

— Нам несет напитки несравненная Вероника Дементьева, в замужестве Сереброва. Забавно.

— Не очень, — честно говорю я.

Он пожимает плечами. Мы разные настолько, что у меня нет даже догадок насчет того, зачем он приехал в этот ресторан. Непостижимый какой-то мужчина.

— Не боитесь, что она вам в компот наплюет? — спрашиваю.

Он смеется.

— Не боюсь. Владелец ресторана — мой приятель, администратор следит за Вероникой. Да и она боится потерять место, жить будет не на что. Я ее сюда устроил.

Еще один шок. Хоть когда-нибудь Серебров перестанет меня удивлять?

— Если вы ей помогли, зачем привели сюда меня? Зачем издеваетесь над ней?

— Она знает, в чем виновата, Кисточка. И что потеряет, если будет и дальше меня злить. Неужели тебе не интересно взглянуть на бывшего, который драит полы, пытаясь отработать сворованное?

Вопрос застает меня врасплох, я даже всматриваюсь в Сергея, чтобы понять, не шутит ли он. Не шутит.

— Нет, конечно. Он ведь бывший. Мы больше не связаны.

— Ну а обида? За то, что он продал тебя другому? Сидел в соседней комнате?

Я нервно кошусь на Элю, но она в наушниках, слушает песенки из мультиков и болтает с кроликом.

— Мне плевать на Дениса. Нет времени о нем думать, мне надо заботиться об Эле и о себе. Что там с ним происходит, мне не интересно, он сам выбрал судьбу. Если я буду ходить и смотреть, то тоже выберу.

Не знаю, что ответил бы мне Серебров, но в этот момент Вероника приносит напитки. Перед Сергеем ставит бокал вина, передо мной безалкогольный глинтвейн. Я смотрю на темно-красную жидкость в бокале мужчины и долго соображаю, что меня смущает. Что-то внутри неприятно скребется, будто я забыла дома выключить утюг или снова не передала показания счетчиков.

Потом доходит.

— Вы же за рулем! — ахаю я, когда он тянется к вину.

Рука замирает у бокала.

— Это просто вино.

— Это алкоголь.

— Бокал вина для мужчины моей комплекции, под жирную закуску, ни на что не влияет.

Я стискиваю зубы. Опыт подсказывает, что с Серебровым спорить не стоит. Интуиция кричит, что лучше бы мне остановиться и не портить вечер еще сильнее. Но все это меркнет перед ужасом, который я испытываю от мысли, что он сядет за руль после вина, и в этой машине будем мы с Элей.

— Я с вами не поеду, — тихо говорю я.

— Что? — Сергей изображает вежливое удивление.

— Если вы будете пить, я в машину не сяду и ребенка не посажу. Можете хоть что делать.

— Пешком пойдете?

— Домой поеду.

— У нас, вроде как, уговор.

— Ну заразите ее пневмонией снова, раз я его нарушаю.

Упрямо смотрю в темные дьявольские глаза, а саму потряхивает.

Мамочки, что я делаю? Почему мне обязательно нужно дергать тигра за усы?

— Макалоны! — Эля стаскивает наушники и радостно улыбается, встречая Веронику с тарелкой цветной пасты.

Я вздрагиваю, наваждение и гнетущая тишина спадают.

— Извините, — бормочу, — мне нужно выйти.

Выскальзываю из-за стола и несусь в туалет. Долго умываюсь холодной водой, руки мелко дрожат. Нужно попить успокоительное. Нельзя так реагировать на Сереброва, нельзя так его бояться. И тянуться тоже нельзя, как было днем. Нельзя!

Я ищу салфетки, чтобы вытереться и обновить макияж, но салфетница пуста. Кажется, мир против меня сговорился.

Неожиданно открывается дверь, и я мельком в зеркале вижу рыжую копну волос. Вероника смотрит слегка насмешливо, наклонив голову. В руках у нее несколько пачек салфеток.

— А я думала, у него только на рыжих стоит, — смеется она. — Говорят, дерет на работе рыженькую секретутку.

— Меня это не интересует, — холодно говорю. — Я у него работаю.

Уже готова вернуться в зал с мокрым лицом, но женщина перегораживает дверь.

— Ага, я вижу, как ты работаешь. По часовой ставке? А это новая услуга такая, шлюха с ребенком? Погружение в иллюзию нормальной семейки?

Внутри поднимается ярость.

— Закрой рот и носи тарелки, ясно? Еще раз ляпнешь что-нибудь про моего ребенка, сильно пожалеешь.

— Давай-давай, мать-героиня, посмотрим, сколько ты протянешь рядом с этим мудаком.

— Салфеточку можно? — Я забираю из рук Вероники пачку.

Она бросает остальные прямо в раковину и одаряет меня полным ненависти взглядом, а затем вылетает из туалета, напоследок хлопнув дверью.

Вот мне еще только этого не хватает! Ревности чужой бывшей жены.

* * *

Отомстила так отомстила, лучше не придумешь. Серебров сидит, смотрит на этот злополучный бокал с вином и размышляет: Кисточка специально оставила его наедине с ребенком, чтобы выбить из колеи, да?