– Готова, – вдруг прервал его голос отца Николая, который до этого времени молча сидел с краю стола. Все мигом обернулись в его сторону. – Она готова видеть, что ей и ее ребенку будет больно, ибо она прекрасно понимает свое предназначение. И это предназначение – спасти других детей. Мать мальчика думает в первую очередь о них.

«Отец Николай», «отец Николай» – послышались возгласы со всех сторон. Все журналисты первыми хотели задать свой вопрос. Наконец среди этих криков раздался один, заглушивший все остальные:

– А правда, что у маленького Федора сестра-подросток покончила с собой?

Гул удивления пронесся по залу. Отец Николай внимательно посмотрел на говорившего, молодого парня из местной газеты. Тот понял, что сказал что-то неприятное, и невольно будто съежился под взглядом бывшего священника.

– Родителям этого ребенка были уготованы страшные испытания, но они не поколебали их веры, – медленно произнес отец Николай. – Однако я прошу вас быть добрыми и не судить никого. Пути Господни неисповедимы. Главное, что рождением этого ребенка Господь показал, что смилостивился к нашей стране. И я уверен, что лекарство поможет нам победить болезнь. Но мы должны будем всегда помнить о том, что произошло, и вести себя так, чтобы это больше не повторилось.

– Что ж везде этот поп лезет? Кто его звал-то? – раздалось над ухом у Анны.

Она оглянулась и увидела Надежду Николаевну – старшую медсестру детского отделения (сколько точно ей было лет, Анна не знала, но вроде уже под восемьдесят), которую вызвали на работу во время эпидемии. Ее задача сводилась в основном к описанию родившихся деток. Рост, вес, обхват головы, количество минут, прожитых на земле.

– Он знаком с семьей Марии, насколько я знаю. И очень ей помогает, – ответила Анна, вернувшаяся, наконец, из своих мечтаний в реальность.

– У нас тут теперь ни вздохнуть, ни… выдохнуть без их контроля, – зудела старушка, как какое-то насекомое над ухом. – Все ходят, смотрят. Мне уже намекали, чтобы я домой вернулась. Типа и так есть кому работать. А то у меня тут холодильник замкнуло, не досмотрела. Этот их дорогущий сурфактант пропал, пришлось срочно новый привозить.

– А что там? Проводка вспыхнула? – вежливо поинтересовалась Анна.

– Говорят, что да.

– Так москвичи-то здесь при чем? Это ж вроде перед родами Марии было, до их приезда.

– Всегда при чем, – продолжала ворчать Надежда Николаевна, но Анна уже ее не слушала. Она вновь смотрела на Николая.

– Да, я знаю семью этой женщины. И они просили меня сопровождать ее в таком трудном положении, – говорил он, видимо, отвечая на вопрос о своем присутствии в роддоме.

– Вы верите, что это и есть исполнение вашего видения? – спрашивал кто-то.

– Да, я в этом уверен. И никогда раньше я не был так непоколебим в своей вере, как теперь.

– Есть ли у вас вопросы еще по поводу лекарства? – прервал речь бывшего священника минздравовец, решивший вернуть себе слово и подчеркнуть важность своей персоны. Да, Николай, бесспорно, вновь стал звездой дня, и все внимание прессы принадлежало ему.

– Если первые испытания лекарства будут успешными, будут ли его в принудительном порядке давать беременным? – спросил кто-то.

– Об этом еще рано говорить, но, скорее всего, да. Если все пройдет успешно, мы не будем рисковать жизнями будущего поколения, даже если женщины по какой-то причине не захотят его принимать.

Небольшой гул вновь пронесся над аудиторией.

– А как вы относитесь к слухам о том, что эта эпидемия была создана искусственно? Ведь теперь вы подтверждаете то, что всем беременным будут вводить лекарство, которое даже не прошло нормальных испытаний. И чем оно может грозить? – из зала раздался голос молодого парня. Анна вздрогнула. «Только его здесь не хватало», – подумала она, узнав говорящего.

Минздравовец поморщился и хотел что-то ответить вслед на выпад, но в этот момент заговорила Анастасия, педиатр.

– Такие вещи могут говорить только люди, у которых нет детей. И которые не знают этого ужаса, – холодным тоном сказала она. – Если бы вы видели погибших детей, держали их на руках, то никогда не сказали, что кто-то мог сделать это специально. Это страшно. Мы обследовали каждого. И у каждого была эта болезнь. И вызвать это искусственно невозможно. Как, по-вашему, можно было специально заразить всех беременных в стране? К ним что, ко всем домой приходили и что-то в еду подмешивали? – Анастасия начала повышать голос. – Такое могут говорить только люди, очень далекие от медицины и очень недалекие в принципе.

– Анастасия… – произнес главврач, пытаясь смягчить ситуацию. – Анастасия Андреевна очень переживает за детей. Она сама женщина и мать. И только месяц назад вернулась к работе, когда смягчили карантин.

Главврач посмотрел в ее сторону, педиатр опустила глаза вниз, чувствуя, что немного переборщила.

– Ну что ж, если вопросов по существу больше нет, видимо, нужно заканчивать нашу конференцию, – произнес главврач, глядя в зал.

Все потихоньку начали расходиться, и Анна вместе с коллегами направилась в отделение. На секунду она обернулась и поймала взгляд молодого журналиста. Он тоже заметил Анну. Она из вежливости кивнула парню, он ответил тем же, но задержал свой взгляд чуть дольше, чем хотелось бы, словно ему в голову пришла какая-то мысль. Анна поморщилась и быстрым шагом направилась к лестнице.

Уже через пару минут она стояла на пороге предродовой палаты. Впервые за последние полгода Анна пришла сюда не для того, чтобы готовить пациентку к неизбежному, а наоборот, чтобы поддержать девушку, чей ребенок должен был получить первую дозу лекарства. Она осторожно открыла дверь и зашла.

– Здравствуйте, – сказала Анна, зайдя в палату.

– Здравствуйте, – скромно ответила девушка.

На вид ей было лет двадцать пять – двадцать семь. Темные длинные волосы, приятное лицо. Редкость. Обычно в этом возрасте девушки предпочитали делать аборт, узнав о том, что их ждет. Они были еще достаточно молоды и здоровы, чтобы рассчитывать на новую беременность, когда эпидемия закончится. До родов же добирались либо совсем молодые, которые были слишком безалаберны или находились под влиянием религиозных родственников (особенно из мусульманских семей), либо уже женщины в возрасте, часто после ЭКО, которые не хотели верить, что их долгожданная беременность закончится столь печально.

– Меня зовут Анна, я психолог. А вы Лиза, верно?

– Да, все правильно, – улыбка девушки была скромной и спокойной. В глазах светилось то чувство, которое Анна уже давно не видела в этой палате, – надежда.

– Я знаю, что вы уже согласились поучаствовать в этом эксперименте. Хотела спросить, не нужно ли вам что-то? Может быть, просто поговорить, обсудить. Возможно, вас мучают какие-то страхи. Я могу подробно рассказать вам, как все будет.

– Да мне уже объяснили, спасибо! Приходил врач. Он сказал, что ближе к вечеру мне сделают укол в живот, чтобы лекарство быстрее попало к малышу. Будет немного больно. А потом они будут наблюдать за мной. Если все будет хорошо, то в течение следующих суток мне введут еще несколько доз лекарства, и уже послезавтра мне сделают кесарево. А я буду очень надеяться, что все пройдет успешно.