Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чо-о? Открыть трудно? Битый час тут стучу, как прокаженная, – пробурчала она и потянулась к истрепанной кожаной сумке. – Петрова ты?
– Я.
– Телеграмму прими.
– Какую?
– Откуда я знаю какую? «Молнию». И не одну. Может, помер кто?
У Люси затряслись руки, и перехватило дыхание.
– Дава-а-айте, – протянула она, почему-то не двигаясь с места.
– Чего тебе давать? Это ты мне давай!
– Деньги? – уточнила Петрова.
– Зачем деньги? – удивилась почтальонша. – Паспорт давай.
– Зачем? – продолжала бессмысленный диалог Люся, почти беззвучно шевеля губами.
– Затем, что так положено.
Петрова медленно встала, наощупь нашла свою сумочку. Перед глазами все плыло, и голова очень кружилась. Протянула.
– Ты мне зачем сумку-то суешь? – начала раздражаться почтальонша.
– Там паспорт.
– Вот паспорт-то и давай.
– Сами возьмите. Мне как-то очень плохо. Я ничего не вижу, – прошелестела Люся и медленно опустилась на кровать. Легла.
– Эй, девка, ты чего? Вправду, что ль, плохо? Может, позвать кого?
– Никого не надо звать. Возьмите паспорт и прочитайте мне, что в телеграммах.
– Не положено, девушка, – колебалась почтальонша.
– А вы все равно прочитайте. Кто умер?
Женщина выставила сумку на стол и распечатала телеграммы:
– «Субботу не жди Павел», «Срочно приезжай Павла женщина Мама». Вроде не умер никто.
– Хорошо, – медленно выдавила Петрова и закрыла глаза.
– Слушай, ты распишись. Так положено.
Люся ткнула предложенной ручкой в означенное место и замерла.
– Ну, я пойду? – почему-то шепотом спросила почтальонша. – А то смотри, может, соседей позвать?
– Не надо.
– Ну не надо, так не надо, – прокряхтела письмоносица и выкатилась за дверь.
Петрова, не меняя позы, пролежала на кровати до вечера. С незапертой дверью. С пустым желудком и звонкой головой. До того самого момента, пока мимо родной двери не прошла коренная жительница двести седьмой Левина. Соня направлялась в соседский лагерь, временно предоставивший ей убежище в виде подростковой раскладушки. Увидев неподвижную Петрову, Левина уменьшила интенсивность движения и сделала необходимый маневр. Она зашла в комнату и нависла над беременной подругой.
– Люсь, ты чего? Не приехал, что ли?
Петрова молчала, с силой зажмурив глаза.
– Люсь, ну, правда, что случилось-то? Поругались?
– С кем? – прохрипела сраженная двумя «молниями».
– В смысле? – опешила мама Соня. – С Жебетом.
– Он не приехал.
– Почему?
– Занят.
– Чем?
– В телеграмме написано.
Соня наконец-то увидела две бумажки. «Субботу не жди Павел», «Срочно приезжай Павла женщина Мама». Левина содрогнулась, но чтобы не подать вида, активно засуетилась.
– Люся, – наставительно проговорила она. – Это банально. Такое часто бывает. Кстати, особенно часто это происходит в момент, когда женщина, как ты, беременна. Физиологически мужчина так устроен, что…
– Соня, – тоскливо попросила Петрова, – по-мол-чи.
И отвернулась лицом к стене.
– Люсь, не расстраивайся, – Левина готовила новый стратегический поворот. – Хочешь, я поеду и с ним переговорю? Я объясню ему…
– Что?
– Что это временно. Что есть более важные ценности. Например, семья, ребенок, долг, совесть, наконец.
– Соня, – так же тоскливо, но достаточно твердо повторила Петрова, – по-мол-чи.
– Хорошо, – согласилась терявшая на глазах энтузиазм Левина. – Я помолчу. Если так надо, то я помолчу.
И она действительно молчала почти час, сидя в темноте рядом с Люсиной кроватью. Потом не выдержала и шепотом спросила:
– Ты спишь?
– Нет.
– Может, чаю выпьешь? Или съешь что-нибудь?
– Со-о-о-ня, – застонала Петрова.
– Хорошо-хорошо, – с готовностью затараторила Левина. – Не хочешь – не надо.
Повисло долгое молчание. Соня стала придремывать на стуле. Голова падала на грудь, от чего Левина просыпалась и старательно прислушивалась к дыханию Петровой. Дыхание было ровным и грустным. Так, во всяком случае, казалось подруге. На самом деле оно было просто ровным, потому что Люся спала крепким глубоким сном, в котором не было места напрасным ожиданиям и неожиданным известиям.
Проснулась Петрова не столько от света, бившего в глаза, сколько от зычного храпа утомленной ночным бдением подруги. Левина разражалась басовыми руладами, подобно мотору, набирающему обороты.
– Со-онь…
– А? – встрепенулась та и открыла глаза.
– Не храпи.
– Не буду, – заверила Левина и снова засопела.
«Как же, не будешь», – подумала Петрова и рассвирепела:
– Левина, не храпи!
– Я не храплю, – Сонька вынырнула из забытья и заныла: – Да что же это, в конце концов? Человек спит. Отдыхает. Воскресенье. А его наглым образом будят по такому ничтожному поводу.
Петровой стало стыдно, и она накрылась подушкой. Хватило Люси, правда, ненадолго. Дышать было неудобно и трудно. Она освободилась и, судорожно хватнув воздуха, сбросила с себя покрывало и с удовольствием потянулась.
Левина выполнила обещание: громкая фаза сна сменилась на тихую. Петрова хихикнула и встала. Из коридора доносились звуки встревоженного человеческого улья. Его обитатели хлопали дверями, занимали очередь в уборную, гремели посудой и лениво переругивались. В общежитии началось утро.
А к вечеру в двести седьмой комнате состоялся военный совет под руководством генералиссимуса в ситцевом халате и стоптанных тапочках на босу ногу. Левина строевым шагом измеряла периметр комнаты и шумно дышала, ощущая важность момента.
– Что будем делать? – обратилась Соня к членам ставки в лице растерянных Женьки и Любы.
Младшая по званию Петрова в обсуждении участия не принимала и сосредоточенно грызла яблоко, следя глазами за порывистыми движениями озабоченного генералиссимуса.
– А что нужно делать? – вяло реагировали на призыв красавицы.
– Нужно принимать меры, – рвалась в бой Левина.
– Какие?
– Вплоть до развода, – категорично заявила Соня.
– Чтобы развестись, нужны основания, – резонно заметила Люба, рассматривая свою смуглую ногу.