с толку и хотел защитить сына.

– Скажи мне правду, – прорычал старик. – Почему ты идешь за моим мальчиком?

– Он и моя подруга – единокровные брат и сестра. У них одна мать…

– Это ложь! Моя прекрасная подруга пришла с солнца! Явилась ко мне из яркого света! Ко мне! Я – единственный из смертных, кого она выбрала!

– Она пришла не с солнца, она пришла из Леса…

Марупай попытался ударить Торака посохом, но Волк перехватил палку и резко ее тряхнул. Торак низко зарычал, и Волк отпустил посох старика.

– Это правда, – сказал Торак.

– Правда! – старик презрительно ухмыльнулся. – Такая же правда, как то, что этот волк – твоя собака! – Он закашлялся и харкнул на землю. – Мне плевать, что ты идешь за моим сыном, он давно ушел.

– О чем ты?

– Он ушел четыре месяца назад. Я послал Ворт на место встречи племен, но его там не было. Она слышала, что он ушел на север, но потеряла его среди островов. Дура! – Марупай снова попытался ударить девочку посохом, но в этот раз она увернулась. – Мои заклятия на поиск ушедшего ослабели, – пробормотал старик. – Мой дух-наставник покинул меня. Какой толк от орла, который больше не видит?

– Хочешь сказать, ты понятия не имеешь, куда ушел твой сын? – в ужасе спросил Торак.

Марупай его не слушал, он вцепился грязными пальцами в спутанные волосы.

– Ворт, проводи меня в убежище. Скоро я найду мою смерть.

* * *

– Он уже давно не спал, – тихо пробормотала девочка.

– Как давно? – спросил, расхаживая взад-вперед Торак.

Красное солнце опускалось все ниже, а Ренн была где-то далеко с демоном в человеческом теле.

Что, если он больше никогда ее не увидит?

Торак представил, как возвращается в Лес, как охотится с волками, но без Ренн… Без своей сильной, храброй и скрытной подруги он станет наполовину меньше, чем жив.

В убежище ненадолго стих храп Марупая, потом старик снова захрапел.

Торак подумал, что, если потеряет Ренн, точно превратится в такого вот старика.

Ворт сидела возле костра и ощипывала гуся. Торак спросил, не знает ли она, куда ушел Наигинн.

– Если бы знала, сказала бы.

– Как тебя зовут на самом деле?[5]

Девочка перестала ощипывать гуся, словно пыталась припомнить давно забытое имя.

– Шамик.

Торак меньше всего любил ощипывать птиц – пока ощипываешь, вечно блохи по рукам прыгают, – но он заставил себя сесть рядом с девочкой и взял второго гуся.

– Это работа для женщин, – сказала Шамик.

– Только не в Лесу.

Подбежал Волк и обнюхал мозолистые ступни девочки. Она вся поджалась, как белая куропатка, которая пытается забиться в щель в скале.

– Он тебя не тронет, – сказал Торак и с удивлением заметил, что Волк завилял хвостом. Такого он рядом с чужаками никогда не делал. – Я думал, Нарвалы ненавидят волков.

Похожее на беличье лицо девочки стало серьезным.

– Я как-то встретила белого волка на пустошах. Он посмотрел на меня, и я увидела желтые глаза. Он не был демоном.

– А как получилось, что ты говоришь на языке Юга?

– Я из племени Белой Куропатки. – Губы девочки с проколотой костяным диском верхней губой вытянулась в жесткую линию. – Они хотели утопить меня вот из-за этого, – она подняла повыше усохшую руку. – Но не стали и задешево обменяли, когда мне еще пяти лет было. Так Нарвалы и получают себе женщин.

Торак задумался. В Лесу, если парень и девушка хотят стать парой, они могут создать собственное племя либо присоединиться к племени парня или девушки. Нарвалы жестоко обращались с женщинами, неудивительно, что им приходилось их выменивать.

Шамик споро ощипывала гуся. Она была мелкой, но крепкой, как низкорослые ивы на пустошах, а рука, хоть и усохла, двигалась хорошо.

Девочка ловко построила убежище, использовав куски шкур тюленя, лодку Торака и, как опору с одной стороны, большой валун.

Две лапы от ощипанных гусей она оставила как подношение, потом натянула на колени местами прогнившую рубаху и начала грызть оставшиеся две лапы.

Храп в убежище затих. Шамик перестала жевать.

– Он просыпается.

* * *

– Ты видел его? – брызгая слюной на Торака, зло спросил Марупай. – Почему мне не сказал?

– Ты бы не стал меня слушать.

Старик прищурил мутно-белые глаза:

– Как ты его встретил?

– Это было после встречи племен. Он спас мне жизнь, когда мы рыбачили…

– Как?

Торак начал объяснять, но, когда упомянул о грузиле из камня, старик его перебил:

– Ты говоришь правду, это я научил его завязывать узел. Где ты в последний раз его видел?

Торак рассказал о том, как блуждал в теле орла.

– Он плыл на север мимо похожей на клык скалы…

– Нет! – завопил Марупай. – Мой бедный мальчик!

– Ты знаешь, куда он плывет?

Старик вцепился в свои космы и принялся раскачиваться из стороны в сторону.

– Когда я был молод, летал в мир духов. Я видел белого медведя, у которого было восемь лап. Я заплывал на глубину и вызволял моржей, которые запутались в волосах Матери-Моря.

Торак нетерпеливо заерзал, Шамик взглядом сказала ему, что лучше сидеть тихо.

– Я взлетел и прикоснулся к луне, – продолжал старик. – Я узнал, что великий диск изо льда всегда вращается, поэтому мы только временами видим его края… Но больше всего я хотел найти Остров на Краю Мира.

Торак напрягся. Он вспомнил, как вождь племени Нарвала рассказывал о том, что есть остров, который не видел ни один Нарвал. И там – только духи давно умерших маммутов удерживают демонов под землей…

– Я нашел его, – с гордостью в голосе сказал Марупай. – Я единственный из смертных видел, как души маммутов ходят по облакам…

– Туда Наигинн забрал Ренн?

– Кто такая Ренн?

– Моя подруга! Туда он ушел?

Грязное лицо Марупая скривилось от боли и тоски.

– Она была такой прекрасной, что луна весь день не показывалась и киты бросались на берег, чтобы только ее увидеть…

– Расскажи мне об Острове!

– Однажды ночью я пообещал ей, что найду его. Она взяла с меня слово, что я отведу ее туда.

У Торака мурашки по спине побежали.

– Для смертного это жуткое место, но не для нее. – Марупая передернуло. – Там она родила нашего сына. Отнесла его в пещеру, куда не может войти ни один смертный, и совершила маскировочный обряд, чтобы спрятать его яркую, сверкающую душу, чтобы солнце внутри него не испепелило нас, смертных.

Очень похоже на Сешру – умелая, наполовину похожая на правду ложь.

– Мой бедный прекрасный сын, – застонал Марупай. – Она обещала, что вернется, когда он станет мужчиной, вернется и освободит его души.