его зов не отпускал женщину, а голод становился невыносим. Не утолил его жизнь Андрея, и небольшие глотки сил спутников, она понимала, что ей нужна темная вода, где с последним глотком она возьмёт начало Зла. Но кроме голода сосуд чувствовала, что за ней осторожно наблюдают, боясь вновь с ней столкнуться. То был воин. Его взгляд она запомнила и усмехнулась ему в темноту, Ира его ждала, но потихоньку наваливающаяся слабость может мешать.

— Нужно двигаться дальше. — Ира укрыла лагерь тенями, пряча себя от сил воина.

— Дай нам отдохнуть. — Арман лег как можно дальше от нее на спальный мешок. — Мы не движимы силами Зла, нам свойственна усталость. Помнишь, что такое?

— За месяц тяжело забыть. — Ира легла спиной на холодную землю, закрыв глаза.

Что она помнила? Родителей? Она забыла их лица. Не помнила на кого больше похожа. Ира забыла лицо Инги, хотя дружили они долго. Она не помнила лицо Андрея до его конца. Сосуд помнила только путь к курганам, что нужно сделать и кем пожертвовать ради цели. Хотела ли она вспомнить? Нет, в своём забвении она ощутила целостность своего тела и остатков души. Ирина не хотела вспоминать родителей и любовь Андрея, всё утонуло в темной воде. Где только она и тишина. Тишина. Ее слишком много.

Ирина открыла глаза и посмотрела в небо, прислушиваясь к тишине. На небе не было ни облаков, ни звёзд, одна темнота, что надвигалась на их лагерь сверху. Сосуд моргнула пару раз, решив, что подводит нецветное зрение, но небо двигалось и в тишине стал отчётливо слышен шум роя. И шепот, что стал для нее криком.

— Подъем! — закричала Ирина, вскакивая со своего места. Тени закрыли ее в кокон, но все усилия впустую, женщина почувствовала первый укус насекомого в руку.

Дальше началась неразбериха. Небо упало на них диким роем насекомых, что своим гулом оглушали людей. Насекомые спустились на них тучей черноты, они жалили тело, вгрызаясь в тело, залезая через раны под кожу, что хотелось содрать ее, чтобы добраться до паразита. Каждый из десяти был окружён персональным облаком гнуса, который сбивал с толку, не давал думать. Осы жалили, мухи кусали, жуки залезали в уши, комары кусали один за одним и в темноте леса казалось адом. Большинство начало бежать, побросав вещи, вылетая из палаток, не надевая одежду, спасаясь от роя. Но он настиг каждого, не давая делать шаг, заставляя упасть и оставалось только отмахиваться.

Арман потерял из виду сосуд, он бросил лагерь, где разразилась борьба природы и человека, пусть природой и кто-то руководил. Мужчина убежал на расстояние и остановился только когда понял, что за ним не следует рой, но ему хватило того, что он уже получил. Укусы ос горели, комары оставили после себя зуд, под крики своих людей, что разносились вокруг, он набирал землю в руки и прикладывал к местам укуса, чтобы уменьшить боль. Он надеялся на Иру, что она спасет их.

Ира чувствовала каждый укус насекомого, те с остервенением вгрызались в нее, желая навредить ей как можно больше, но она понимала, что укусы ос сделают ей гораздо больше вреда, женщина чувствовала, что их яд постепенно расходится по венам. Времени мало. Тени не закрывали от роя, что заставил двоих из десяти покончить с собой, ножами они пытались вырезать из кожи насекомых. Мужчины с размаху втыкали в руки лезвия, разрывая вены вдоль и запуская в раны пальцы, вытаскивая из плоти мелких жучков, что были красными от крови. И делая раз за разом, не замечали, что истекают кровью и до последнего вдоха пытались очистить себя от жуков.

Сосуд села на землю, рой ее накрыл собой, гнус был всюду на ее теле, она глубоко вздохнула и впилась в запястье зубами, выпуская чёрную кровь тонкой струйкой на траву. Вокруг заплясали ее тени и в луже черной крови под тихий шепот она увидела того, кто управлял роем. Глубокий старик сидел в круге в свете свечи, тот смотрел в небо и держал руку на карте, он не чувствовал ее, зато она чуяла воина, но не видела. Ира направила тени на рой, те окружили его своими нитями, и направили в кровь, которая окутывала насекомых и отправляла к старику и сквозь сумрак уходящего сознания сосуд услышала его крик.

Глава 19. Слежка

Ада смотрела на серые лица людей в аэропорту, они не видели её, глядели сквозь неё, угнетенные холодной погодой мая, чернотой облаков и предчувствием грядущего. Женщина следила за каждым скованным движением, за каждым испуганным взглядом проходящего. Они чувствовали, что за ними наблюдают, но не видели кто, кровь пса делала Аду незаметной, давая ей обманчивую свободу действий. Она постоянно чувствовала рядом с собой свою хозяйку, та находилась рядом, пусть физически и была за много километров от неё, ее тёмный холодный взгляд неустанно следил за женщиной. Женщина решила, что зло дало ей покой и свободу, на самом же деле лишил её себя. Теперь она слилась с серой массой людей, и не замечали её не потому, что она спрятана в ауре пса, а потому, что Ада такая же как все, в ней не осталось красоты, не осталось способностей, только память давала ей не утерять веру, что практически ещё вчера всё было иначе. Знала ли сосуд об ее мыслях, или же она сама их в нее вселила, давая понять, что Ада растеряла себя, отдав в больнице свой разум сетям зла, и увязая всё больше, окончательно добивает, что осталось.

Ада знала зачем находится в аэропорту, посреди суеты посадок и взлетов, она нутром чуяла, здесь должен появиться воин, сюда её привело чутьё, здесь она начнёт за ним слежку и от неё ждут первого шага в решающей битве. Но в голове звучал вопрос Веры, решится ли она, зная, что требуется от неё, Ада внушила себе нет, не подведёт, сейчас сомнения начинали проникать в мозг. Собачья верность не давала ей зацепиться за неверные мысли и сны о правильности не отпускали женщину, но где-то в глубине была та Ада, что смело шла наперекор, боролась за добро, помогала ему вершить свои дела и та протестовала, но слишком поздно, тёмная вода в ней.

Аде стало нехорошо, так неожиданно и неминуемо, что она заметалась по залу, ее замутило, тело покрылось гусиной кожей, рана, что затянулась на голове, заболела, стискивая виски, захотелось броситься под автобус, который привёз очередных пассажиров. И