Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему я должен помогать тебе, длинный человек? — перебил пикт. — Почему я должен рисковать ради тебя? Как только наступит утро, сотни полицейских выйдут на улицы, и у каждого будут твои приметы — твои и твоих друзей… Или, может быть, ты принадлежишь моему народу? Или оказал нам неоценимую услугу? Кто ты такой, чтобы просить меня о помощи?
Воцарилось молчание. Угли костра мерцали и переливались, словно драгоценные камни; быстрые голубоватые огоньки пробегали по ним с чуть слышным потрескиванием. Ласка посмотрела вверх. Звёзд не было видно; но не было и плотной, бархатной черноты — свет уличных фонарей отражался от низких облаков, порождая призрачное, мутное сияние. В нескольких шагах от них катила маслянистые волны Темза; запахи тины и нечистой воды пронизывали стылый воздух.
— Ты, наверное, прав… — заговорил Озорник. — Просто… Альбион для меня — чужбина, я здесь совсем один, если не считать моих товарищей… Мне показалось, что если кто и может понять меня, так это вы… Наверное, я ошибался. Что ж, попробуем выкрутиться сами; не так-то просто будет нас отыскать. Альбион велик, а мы малы… Мы очень малы, видит бог, малы для добра и зла…
Мусорная Голова вздрогнул всем телом, словно от удара плетью.
— Что ты сказал?! Повтори!
— То есть? — нахмурился Озорник.
— Эти строки! Откуда ты их знаешь?!
— А! На прошлой неделе я заходил в книжную лавку. Просто полюбопытствовал; у меня есть такая привычка — открывать первую попавшуюся книгу и читать… Ну, что-то вроде гадания, понимаешь? Ребячество, конечно… Этот стишок нейдёт у меня из головы, не знаю уж почему.
— Это наш гимн, — хрипло сказал Мусорная Голова. — Во всём Альбионе, наверное, нет ни единого пикта, кто не знал бы его наизусть… Это наше, понимаешь? Всё то, чем мы жили эти столетия… Мы слабы, но будет знак всем ордам за вашей Стеной. Мы их соберём в кулак, чтоб рухнуть на вас войной!
— Неволя нас не смутит, нам век вековать в рабах. Но когда вас задушит стыд, мы спляшем на ваших гробах!1 — живо подхватил Озорник. — Я… Мне казалось, эти строки — обо мне! Но послушай, как они могут быть вашим гимном? Я кое-что слыхал о человеке, написавшем это… Он — апологет Империи, и вряд ли найдётся много людей, более преданных ей, чем он!
— Это неважно, — прошептал Мусорная Голова. — Нам всё равно… Когда он писал эти слова — он был пиктом! Они жгут, словно калёное железо… Это как заклятие, ты ведь тоже ощутил его силу!
— Пожалуй… — задумчиво согласился Озорник. — Я ведь с одного раза всё запомнил; странно, правда? Душит омела дуб, моль дырявит тряпьё, трёт путы крысиный зуб — каждому дело своё…
— Ты не просто вор… Хорошо, я помогу вам! — Мусорная Голова неожиданно вскочил, глаза его сверкнули. — Вернее, мы поможем… Мы мелкая тварь берлог, нам тоже работать не лень! Что точится под шумок, то вскроется в должный день… С этой минуты вы — под покровительством пиктов; а это куда лучше, чем шапка-невидимка. Идите за мной.
Канализационные тоннели встретили их темнотой и затхлым зловонием. Девушка вскоре потеряла ощущение времени. Шлёпанье шагов, тусклое мерцание фонаря впереди и тяжелое дыхание Потапа за спиной — казалось, это может продолжаться целую вечность. Время от времени появлялись боковые ходы — дыры непроницаемой тьмы, из некоторых доносилось слабое эхо. На ум невольно приходили мрачные мысли. Труп, попавший сюда, не будет найден никем и никогда… Интересно, сколько мертвецов покоятся в этих тоннелях… И сколько обитает живых — тех, кому не нашлось места наверху… Люди — убийцы, изгои, сумасшедшие, жуткие уроды… А может, и твари пострашнее, из тех, что скрываются в земных расщелинах от начала времён — прячущиеся, крадущиеся во тьме; издающие странные, едва слышные звуки, от которых кровь стынет в жилах… Возможно, они даже выходят иногда на поверхность — в самые тёмные, ненастные ночи… Потихоньку отодвигают крышки канализационных люков, бесшумно извлекают из-под земли свои длинные, лоснящиеся тела, крадутся вдоль стен домов, приникают к окнам… «Ну, хватит! — одёрнула себя Ласка. — Навоображала всяких страхов… И без того несладко».
Поначалу пикт шел уверенно, но чем дальше они продвигались, тем чаще он останавливался, определяя путь. Девушка обратила внимание, что Мусорная Голова ориентируется по отметинам на стенах — каждая из них представляла собой длинную черту, в нескольких местах пересечённую короткими. Озорник тоже заметил эти знаки.
— Ого! Это же огамические письмена!
— Чему ты удивляешься? — проворчал пикт. — По-твоему, мы должны были помечать ходы латиницей, буквами завоевателей?
— Я потрясён, что значение этих символов известно кому-то ещё, кроме горстки оксфордских умников… Выходит, твой народ не забыл огами?
— Мы знаем и помним куда больше, чем о нас думают… В этом наша сила, чужестранец. Между прочим, я что-то проголодался. Никто не хочет перекусить, а?
Озорник вопросительно оглянулся на Ласку. Девушка энергично замотала головой. Зловоние подземелий уже не било в нос, оно стало привычным фоном — но стоило только подумать о еде… Бр-р!
— Потап, а ты как — хочешь позавтракать?
— Пить охота… — вздохнул медведь. — Без харчей как-нить обойдусь пока.
— У меня аппетит тоже отбило, — вновь перешел на бритиш Озорник. — Может, подождём, пока не выберемся наверх?
— Еду взять всё равно придётся, — покачал головой пикт. — Мы должны будем пересечь чужую территорию, а за такое принято платить дань… Кроме того, не вижу причин, по которым я должен остаться без завтрака.
«Взять? Он сказал — взять? — изумилась Ласка. — Где это Мусорная Голова собирается разжиться едой — здесь, в канализации?!». Пикт между тем остановился у очередной развилки, внимательно вглядываясь в отметки.
— Ага, прекрасно! Мы сейчас недалеко от Пикадилли, я знаю там отличное местечко…
— Ты не забыл, что за нами охотится Скотленд-Ярд? — с беспокойством спросила девушка. Мусорная Голова неожиданно хихикнул.
— Я вовсе не собирался заказывать для нас столик…
Они свернули в ответвление тоннеля, потом — ещё и ещё раз. Зловоние заметно усилилось. Наконец, они оказались в узком каменном колодце. Потолок терялся во тьме; наверх вели осклизлые, проржавевшие скобы.
— Ждите, — Мусорная Голова сунул фонарь Озорнику и бодро полез наверх. «Надеюсь, он знает, что делает!» — подумала девушка.
— Воняеть тут, ровно портянки разбойницкие! — медведь громко фыркнул. — Эх, сейчас бы водочки…
— Как твои раны? — поинтересовался Озорник.
— Нормально… — Потап явно был не из тех, кто привык жаловаться на здоровье.
Ждать пришлось недолго — минут пять; вот высоко наверху заскрежетало железо, и
