Ой, разводишь ты меня, старый еврей!

– А если ее выставить на е-бей?

– Ой, да ну что Вы, Захар! Кто ж такие вещи на е-бей выставляет?

– А куда такие вещи выставляют?

– Есть специализированные аукционы, – уклончиво.

– Европейские?

– А Вы хотите выставить?

– Возможно…

– Долго продавать будете.

– Это не моя вещь, Абрам Соломонович. Клиент хочет за нее несколько больше. Я решил пробежаться по московским оценщикам. Может, еще кого порекомендуете?

– Сорок, – хитро прищуривается.

– Восемьдесят, – улыбаюсь я.

Немного наигранно хватается за сердце.

– Откуда такая цена?! Пятьдесят – максимум!

– Семьдесят.

– Нет, нет! Ну, пятьдесят пять! И то! Только из уважения к Вам и с надеждой, что сделаете скидку, если вдруг понадобится Ваша помощь!

– Хотите скидку – давайте за урну шестьдесят, я знаю, она стоит больше.

– Хорошо! – взмахивает он рукой. – Разоритель! Бессовестный мальчик!

– Не прибедняйтесь, Абрам Соломонович! Сделка для Вас выгодная.

Переводит мне деньги на счет.

Уверен, эта урна стоит все сто! И очень надеюсь, что она не числится ни за кем, как за владельцем. Хотя хитрый старик не заплатил бы денег за разыскиваемую вещь, или уже знает, куда ее слить подороже по своим теневым каналам.

Выхожу на улицу, льет дождь. Пока добегаю до машины – весь насквозь.

Набираю Римму.

– Добрый вечер!

– Добрый ли?

– Римма, такое дело. У меня есть клиент на Вашу шкатулку. Анонимный. Шестьдесят тысяч. Прямо сейчас. Мои два процента за посредничество. Или он сейчас уезжает, и продавать будете сами.

Давай, давай, «дама без намордника», соглашайся!

– Да! Конечно же – да. Просто отдай мне мои деньги за эту чертову шкатулку!

– Перевожу…

Оставляю себе своих законных два процента.

– Ты, Волков, просто… волшебник!

– Обращайтесь.

Расслабляюсь под звуками стучащего по машине дождя.

Прокатило, бл*ть… просто повезло!

– А ведь мог оставить все шестьдесят себе, вернув ей ее деньги, которые она тебе заплатила.

Увы-увы… попытался, не успел.

Неее…

Тогда бы это было банальное воровство, и я бы не был уже волшебником. Хрен с ним, периодически – иллюзионистом. И моя репутация начала бы сдуваться.

У тебя уже достаточно бабок, Волк… тормози…

Надо, надо…

Набираю Софью.

– Привет. Я еду. Как Тимоха?

– У Тимохи ветрянка. Вы болели в детстве ветрянкой?

– Я? Не-е-ет.

– Тогда Вам сюда нельзя, Захар. Инфекция передается и воздушно-капельным, и бытовым путем. Взрослые это инфекционное заболевание переносят очень тяжело, с осложнениями. Лихорадка, зуд и другие неприятные симптомы.

Господи, поднимаю я глаза. Ты за что меня так наказываешь? Я же хороший!

– А когда?..

– Три недели.

– Чо?!

На полу две сумки. Собираю вещи. Бакс следит за мной взглядом.

– Переезжаем мы с тобой, дружище! – присаживаюсь я, заглядывая ему в глаза. – К Софье поедем. К Софье.

Поднимает брови, морда становится более внимательной.

– Хочешь к Софье?

Нетерпеливо поскуливает.

– Не сейчас. Завтра.

Завтра Софья отдает Тимоху тестю. Он, в отличие от меня, этой хренью уже переболел. Чертова ветрянка! Шесть дней – ни сына, ни Феи. Обидно…

Но у меня было очень много забот, и я выжил.

А еще завтра у тебя свадьба, Волк. Не хочешь сказать Софье?

Вот завтра и скажу. В глаза.

Боишься, что сбежит?

Не без этого.

Она обещала…

И целовала меня практически сама.

Да. Не сбежит.

От мысли, что мы будем ложиться с ней в одну кровать, тело сводит судорогой.

Закрываю глаза, делаю вдох поглубже.

Завтра. Первая брачная ночь у нас завтра. И всё будет. По-любому. Не знаю уж как… даже если не добровольно, а опять силой.

Ласково, Волк! Ты обещал.

Ласково, нежно, силой… Я своё возьму все равно. Не могу больше!

Скажу ей все, что чувствую, она растает, уверен. Она хочет меня, это же очевидно.

На дне выдвижной полки – стальная зажигалка с гравировкой. Элла дарила.

А Элле не хочешь сказать? Что завтра у тебя свадьба. Так ведь и не поговорили толком. Намёков она не понимает. И со дня на день прикатит уже обратно в Москву. Дождаться?

Да нет, некрасиво как-то это – такие новости ей постфактум сообщать.

Набираю.

– Привет, Волчара! Не звонишь, не пишешь…

– Привет. Не люблю телефонной беллетристики. Как твое здоровье?

– Медицинской беллетристики, я помню, ты тоже не любишь. Здоровье… скажем так, я уже в строю. Соскучился? – игриво.

– Элла. У меня другая женщина.

– Что?..

– Ты слышала.

– Ты что, животное, два месяца потерпеть не мог?!

– Дело не в этом.

– Короче, Волков! Я тебя, скотину, прощаю!

– Не понял…

– Я знаю, что ты не можешь без секса. Да у тебя судороги через неделю уже начинаются! Поэтому я прощаю тебя. В некотором смысле это моя вина!

– Что ты несешь, Элла?

– Приеду, поговорим.

Скидывает вызов.

Нормально…

Набираю еще раз.

– Элла, трубку не бросай. Ты меня не так поняла.

– А как я тебя еще должна понимать?

– Я женюсь.

– В смысле – ты женишься?

– Я женюсь, Элла.

– Зачем?..

Мне не хочется бомбить по ней признаниями в любви другой женщине. Я никогда не говорил ей ничего подобного. Она хотела этого. Нет, не ждала, но… Это по ней ударит, я понимаю. Поэтому формулирую чуть мягче.

– Потому, что я хочу семью и воспитывать своего сына.

– На Наталье?!

– Нет. На другой женщине. Но тесть отдает мне тогда сына. И между мной и тобой, естественно, больше ничего не может быть.