Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прошло еще немного времени – и слухи о нечестивых делах просочились во внешний мир. Скоро всем луденцам стало известно, что добрые сестры одержимы бесами и что бесы терзают их по наущению Урбена Грандье. Протестанты, как нетрудно вообразить, возрадовались. Весть, что католический священник вступил в сговор с Сатаной для совращения целого монастыря урсулинок, послужила протестантам некоторым утешением за падение Ла-Рошели.
Что до самого кюре, он только плечами пожал. В отношении матери-настоятельницы и ее подопечных совесть Грандье была чиста; он к урсулинкам и близко не подходил. Подумаешь – наговоры полубезумных женщин! Да у них просто меланхолия в сочетании с бешенством матки. Изолированные от мужчин, бедняжки только потому и выживают, что воображают соитие с инкубами. Когда реакция Грандье дошла до Миньона, он криво улыбнулся и заметил: хорошо смеется тот, кто смеется последним.
Действия по изгнанию бесов продолжались, но плодов не приносили. Через несколько месяцев героической борьбы каноник вызвал подкрепление. Сначала он обратился к Пьеру Ранже, кюре из города Венье. Сей достойный муж своему влиянию в епархии и своей же непопулярности был обязан тем фактом, что служил тайным агентом самого епископа. Имея Ранже среди экзорцистов, Миньон мог не сомневаться: наверху к луденским событиям отнесутся со всей серьезностью. Одержимость бесами будет признана официально.
Вскоре к Ранже присоединился священник совсем иного толка. Отец Барре, настоятель церкви Святого Иакова в соседнем городе Шиноне, принадлежал к тем христианам, для которых дьявол – фигура более реальная и более интересная, чем Бог. Отцу Барре всюду мерещились следы раздвоенных копыт; все странное, непонятное, опасное, все приятное в человеческой жизни носило, по мнению отца Барре, печать Сатаны. Получая удовольствие исключительно от хорошей потасовки с Белиалом или Вельзевулом, отец Барре сам фабриковал бесов – и сам же брался их изгонять. Его стараниями вверенный ему Шинон кишел одержимыми девицами, коровами, пострадавшими от сглаза, а также мужьями, неспособными исполнять свои супружеские обязанности, ибо на них наложил чары некий злой волшебник. Паства отца Барре никак не могла пожаловаться на скуку – в вечном тонусе жителей Шинона держали кюре и дьявол.
Отец Барре с энтузиазмом откликнулся на приглашение Миньона, и уже через несколько дней в Луден прибыла целая процессия. Возглавлял ее Барре, а составляли в основном наиболее фанатичные из его духовных чад. Отец Барре возмутился, увидав, что изгнание бесов доселе проходило за закрытыми дверьми. И впрямь, разве можно держать под спудом божественный свет? Пускай паства смотрит и делает выводы. Итак, двери урсулинской обители распахнулись, впустив толпу любопытствующих. С третьей попытки отец Барре заставил настоятельницу биться в конвульсиях. «Утративши чувства и разум», сестра Жанна каталась по полу. Зрители волновались; особый восторг у них вызвало задранное платье и голые ноги одержимой. Наконец, после многочисленных «приступов бешенства, проклятий, завываний и скрежета зубовного, от коего сломались два задних зуба», дьявол повиновался отцу Барре и оставил в покое свою жертву. Выдохшаяся настоятельница лежала на полу, отец Барре отирал потное чело. Затем настала очередь каноника Миньона и сестры Клары де Сазелье. После отец Юзеб занялся послушницей, а отец Ранже – сестрой Габриэль. Спектакль длился до вечера. Выйдя в осенние сумерки, зрители дружно признали, что подобного представления старый добрый Луден не видел с тех пор, как сюда завернул бродячий цирк с акробатами, двумя карликами и учеными медведями. Вдобавок это представление было бесплатное. Нет, конечно, с кружкой зрителей обошли – но ведь не обязательно опускать в кружку серебряную монету, когда можно бросить и медяк.
Через два дня, 8 октября 1632 года, отец Барре одержал свою первую значительную победу – изгнал Асмодея, который, в компании еще шести бесов, вселился в мать-настоятельницу. Устами несчастной одержимой Асмодей поведал, что гнездится в нижней части ее живота. Больше двух часов бился с ним отец Барре. Снова и снова сотрясали воздух звучные латинские фразы: «Изгоняю тебя, нечистый дух, посланец Врага; изгоняю всякого посягателя адского, всякий легион именем и добродетелью Господа нашего Иисуса; изыди, искоренись от сей рабы Божией». Было и окропление святой водой, и возложение рук, и епитрахили, и требника, и мощей. «Не смеешь боле, змий хитрейший, обманывать род человеческий, Церковь Божию преследовать и избранных Божиих отторгать и развеивать, как пшеницу. Повелевает тебе Бог Всевышний, во власти Коего ввергнуть тебя в геенну огненную; повелевает оставить сию рабу Божию, дабы вернуться ей в лоно Церкви, ты же трепещи и беги, когда призываем мы святое и страшное имя Иисусово». Асмодей, впрочем, не трепетал и не бежал, но, напротив, мерзко хохотал и сыпал богохульствами. Любой другой экзорцист на месте отца Барре сдался бы. Но не таков был шинонский священник. Он велел отнести мать-настоятельницу в келью и послал за аптекарем. Мэтр Адам явился вместе с классическим атрибутом своей профессии – огромным медным клистиром, какие сейчас увидишь разве в комедиях Мольера; а в семнадцатом веке они были страшной реальностью. В клистир живо закачали целую кварту святой воды, и мэтр Адам приблизился к кровати, на которой лежала мать-настоятельница. Асмодей, чуя, что настает его последний час, выкинул фортель. Это его не спасло. Мать-настоятельницу схватили за руки и за ноги, усмирили, прижали к кровати извивающееся тело. Со сноровкой практикующего врача мэтр Адам поставил чудодейственную клизму. Через две минуты Асмодей ретировался из тела своей жертвы[44].
Несколько лет спустя сестра Жанна писала в автобиографии, что в первые месяцы одержимости бесами ее разум был затуманен и она почти ничего не помнит о том периоде. Может, это правда, а может, и нет. Многим из нас хотелось бы очистить память от тех или иных впечатлений – но старания подчас бывают тщетны. Отдельные впечатления просто неизгладимы. К таковым, пожалуй, относится клистир мэтра Адама…
Вырваться из изоляции своего «я» и преобразиться в личиночное состояние можно целым рядом способов. Это состояние – субчеловеческое – сходно с Забвением, описанным Стефаном Малларме.
Поток твоих волос – та теплая река,
В которой я тону душой… как глубока!
Забвенье в ней найду, – а ты и не узнаешь…[45]
Впрочем, для многих абсолютного Забвения недостаточно. Им подавай Ничто – феномен со знаком «минус», Ничтожество зловонное и ужасное.
Я эту ночь провел с еврейкою ужасной;
Как
