Здесь мы имеем тот же опыт Небытия – но вместе с возмездием. Как раз в Небытии-с-возмездием отдельные умы особого склада обнаруживают для себя максимально приемлемый способ выйти за границы «я». В сестре Жанне это стремление было пропорционально врожденному самомнению и прискорбным обстоятельствам жизни. Позднее Жанна делала вид, что пытается (а может, и впрямь пыталась) раздвинуть пресловутые границы посредством высокодуховного существования. Но в описываемый нами период бедняжка только и могла, что погружаться в сексуальность. Начала она с того, что вполне сознательно стала воображать сексуальные сцены со своим «сумрачным кумиром», не знакомым ей лично, однако волнующим кровь – с этим Грандье. Постепенно «сеансы» учащались, пока не подчинили себе волю сестры Жанны. Привычка сделала сексуальные фантазии необходимыми, как воздух или пища. «Сумрачный кумир» теперь существовал сам по себе и являлся, когда ему вздумается. Сестра Жанна из госпожи своего воображения превратилась в рабыню. Любое рабство унизительно; однако сознание того факта, что ты уже не контролируешь собственные мысли и поступки, является формой самотрансценденции, к которой так стремятся все человеческие существа. Сестра Жанна пыталась освободиться, не служить более собственным эротическим фантазиям; но добилась лишь одного – стала тем самым «я», к которому питала отвращение. Что ей оставалось? Вновь соскользнуть в ту же яму – больше ничего.

И вот, после многих месяцев внутренней борьбы, Жанна оказалась в лапах отца Барре, настырного и честолюбивого. Фантазии об унижении «я» стали реальностью, ибо отец Барре обращался с Жанной не как с человеком, а как с экзотическим животным, например, с ученой обезьяной, удел которой – забавлять чернь. Он уничтожил Жанну как личность; в результате его манипуляций Жанна корчилась и агонизировала, сквернословила и богохульствовала, скрипела зубами и мычала, а напоследок, вопреки остаткам ее воли и обрывкам скромности, была подвергнута насильственному промыванию кишечника – опыт, почти идентичный изнасилованию в общественном туалете[47].

Итак, личность, когда-то называвшаяся сестрой Жанной от Ангелов, настоятельницей луденской обители урсулинок, была уничтожена – причем не по Малларме, а по Бодлеру, то есть возведена в Небытие-с-возмездием. Пародируя святого Павла, сестра Жанна могла бы сказать о себе: «Я живу – но то не я, а грязь, тлен, прах – одна гнилая плоть». В процессе экзорцизма Жанна из субъекта превратилась в объект – правда, имеющий чувства. Опыт был ужасен – но и прекрасен; растоптанная, Жанна воспарила, испытала экстаз отделения от своего надоевшего «я».

Следует отметить, что сама сестра Жанна не считала себя одержимой бесами. Каноник Миньон и отец Барре внушали ей, будто ее тело сделалось бесовским логовом; во время сеансов Жанна это признавала вслух, но вовсе не ощущала, что в ней гнездятся целых семь (ладно – шесть, после изгнания Асмодея) мерзких бесов. Да и где бы им поместиться – она ведь так хрупка и миниатюрна! Вот ее личный анализ ситуации:

«В те времена я не верила, что человеком могут завладеть бесы, если он сам не дал на то согласия, не подписал договор с дьяволом; я заблуждалась, ибо даже самые безгрешные, самые святые люди порой подвергаются нашествию бесов. Я же не принадлежала к числу безгрешных – тысячи и тысячи раз я предавала себя в лапы дьявола, греша и противясь благодати… Бесы вторглись в мой разум и помышления, притом так незаметно, что я их от себя не отделяла… Поначалу они действовали в согласии с моими собственными чувствами и душевными порывами и были столь ловки, столь осмотрительны, что я об их наличии даже не подозревала. Если другие намекали на мою одержимость, я чувствовала себя оскорбленной; если же мне говорили об этом прямо, я впадала в неописуемую ярость и не могла удержаться от проявлений негодования». Приведенный пассаж означает, что женщина, которая грезила о Грандье и с которой отец Барре обращался как с подопытным животным, вовсе не полагала себя ненормальной (конечно, лишь до опытов и в передышках между ними). Экстаз унижения и галлюцинаторное сладострастие владели разумом, упорствовавшим в убеждении, будто его обладательница – обычная женщина, просто ей не повезло: вместо того чтобы испытывать радости супружества, она угодила в монастырь.

О душевном состоянии отца Барре и его подручных нам ничего не известно. Автобиографий они не писали, писем – тоже. Лишь через пару лет отец Сюрен приоткрыл для нас закулисье этой растянутой во времени психологической оргии. На наше счастье, Сюрен был интровертом со склонностью, даже страстью к излияниям на бумаге, компенсировавшей скрытность его коллег. Повествуя о юности в Лудене и более поздних годах, проведенных в Бордо, Сюрен сознается: его постоянно терзали плотские искушения. Что ж, вполне естественно для экзорциста, живущего среди одержимых монахинь. В толпе истеричек, пребывающих в состоянии хронического сексуального возбуждения, Сюрену отводилось место привилегированного Самца с полномочиями повелевать и тиранить. Самоуничижение, в которое впадали одержимые по приказу экзорциста, лишь подчеркивало в последнем всепобеждающую мужественность. Покорность монахинь укрепляла в экзорцисте ощущение, будто он – их владыка. Окруженный бесноватыми, он сохранял ясность разума; среди женщин, уподобившихся животным, он один оставался человеком, а в борьбе с бесами представлял самого Господа Бога. И, как представитель Господа Бога, имел право поступать как заблагорассудится с низшими существами. Пусть выполняют трюки, пусть бьются в конвульсиях – он их вышколит, как упрямых нетелей; пропишет им клизму или кнут[48].

В моменты просветления монахини (с бесстыдным восторгом топча убеждения, на которых зиждилась личность каждой) раскрывали своим повелителям физиологические подробности, вытаскивали из глубин подсознания самые непристойные фантазии. Взаимоотношения между экзорцистами и монахинями, которых, предположительно, одолевают бесы, отлично иллюстрирует следующий пассаж из отчета о массовой одержимости урсулинок из Осона, каковая одержимость началась в 1658 году и продолжалась до 1661-го. «Сестры заявляли, а святые отцы подтверждали, что посредством экзорцизма избавили сестер от многих хворей, как то: грыжа, кишечные колики, пучение лона, причем некоторые сестры извлекли из оного шипы, колючки, свечные огарки и прочие колдовские орудия, коими для своих тайных и гнусных целей пользуются колдуны. Также сестры, при содействии святых отцов-экзорцистов, исцелились от болей в животе и мигреней, а еще от грудных опухолей – и всё в процессе исповеди. Экзорцизм излечил сестер от геморрагии, а питье святой воды положило конец вспучиванию живота, которое вызывают сношения с бесами и колдунами.

Три монахини прямо заявили, будто демоны овладели их телами и лишили их девственности. Еще пять монахинь выразились в том смысле, что были подвергнуты, оказавшись в лапах колдунов, магов