Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сразу после того, как тело святого отца надежно упокоилось под землей, сестра Жанна написала Грандье письмо. В первых строках, разумеется, она поведала о невосполнимости этой потери для всей обители; затем сообщила, как она и все сестры нуждаются в духовных наставлениях персоны, которая ни мудростью, ни благочестием не уступает покойному Муссо; и далее прямо пригласила Грандье занять его должность. За вычетом орфографических ошибок (с орфографией сестра Жанна всегда была не в ладах), любой нашел бы ее письмо восхитительным. Перечитав его перед отправлением, Жанна совершенно уверилась: Урбен Грандье не устоит перед столь прочувствованной, столь возвышенной, столь тонкой лестью.
Грандье, паче чаяния, ответил вежливым отказом. Он отнюдь не считает себя достойным столь великой чести и вдобавок слишком занят: у него, как у приходского священника, полно обязанностей.
Мать-настоятельница будто сорвалась со шпиля восторга, словно упала, распластавшись, на каменные плиты отчаяния, словно вляпалась в собственную уязвленную гордость. После этого шока ей предстояло жевать горчайшую жвачку поражения и ждать, когда жгучая боль преобразуется в ледяной гнев и устойчивую ненависть.
Но как отомстить, если Грандье обитает в мире, куда монахине вход заказан? Сестра Жанна не имела ни малейшей возможности добраться до Грандье, а сам он к ней не приближался. Слабое подобие личного контакта явилось в лице Мадлен де Брю, посетившей монастырь, в котором воспитывалась ее племянница. В зале Мадлен встретила сестра Жанна. В ответ на учтивое приветствие сквозь пресловутую решетку вылился целый поток проклятий; казалось, с каждым мгновением сестра Жанна распаляется все сильнее. «Потаскуха, уличная девка, совратительница святых отцов, греховодница, святотатница!» – усердствовала Жанна. Мадлен в страхе ретировалась.
Исчезла последняя надежда свершить личную месть. Впрочем, кое-что сестра Жанна все-таки могла сделать. Она могла вступить (вместе со своими подопечными) в альянс с заклятыми врагами Урбена Грандье. Без дальнейших отлагательств она написала к человеку, у которого были самые убедительные причины ненавидеть Грандье. Дурной лицом, хромой от рождения, лишенный даже намека на талант или обаяние, каноник Миньон всегда завидовал привлекательной внешности Грандье, его остроумию, красноречию и удачливости. С годами к этому, так сказать, базовому списку добавились и личные мотивы: сарказм Грандье и совращение им Филиппы Тренкан (с которой каноник Миньон состоял в родстве). Был и свеженький мотив – распря из-за земельного участка, на который претендовали коллегиальная церковь Святого Креста и приход Святого Петра. Каноник Миньон не послушался друзей, возбудил дело в суде и вполне предсказуемо его проиграл. Он все еще переживал унижение, когда мать-настоятельница пригласила его к себе и после недолгой речи о духовности в целом и скандальном поведении Грандье в частности предложила занять пост покойного Муссо. Миньон сразу же согласился – ему тоже нужен был союзник в объединенной лиге врагов Грандье. Как использовать этого союзника, Миньон пока не придумал, но, подобно дальновидному генералу, не собирался упускать ни одну возможность.
Что касается матери-настоятельницы, в ее мозгу вновь усвоенная ненависть к Грандье не отменила и даже не умалила прежнего вожделения. Героем ночных снов и дневных мечтаний оставался Урбен Грандье, только теперь он являлся не в образе Прекрасного Принца, для которого на ночь открывают зарешеченное окошко; нет, Урбен Грандье сделался навязчивым инкубом, доводящим свою жертву до экстаза – всепоглощающего, хоть и непрошеного. После смерти Муссо сестре Жанне пару раз снилось, будто покойник восстал из Чистилища, дабы помолиться вместе со своими бывшими подопечными. Но уже во время благочестивой речи все менялось: «вместо старика каноника Жанна видела лицо и фигуру Урбена Грандье. Претерпев преображение не только внешнее, но и внутреннее, сей персонаж говорил ей о любовной страсти, склонял отдаться непотребным ласкам и подарить ему то, что давно не принадлежало ей, что она, принявши постриг, обещала божественному Жениху».
По утрам мать-настоятельница пересказывала свои видения некоторым сестрам. Результат не замедлил себя ждать: двум молодым женщинам, сестре Кларе де Сазилье (родственнице кардинала Ришелье) и другой Кларе, послушнице, тоже скоро стал являться похотливый священник и нашептывать разные непристойности.
Однако определяющим фактором в цепи событий, приведших к гибели Грандье, стал глупый розыгрыш. Придумали ее молодые послушницы вместе со старшими ученицами; целью было запугать младших учениц и простодушных монахинь, внушить им, будто в обители орудуют привидения – подтвердить, словом, дурную репутацию здания, которое занимал монастырь. Тому, кто знает о нечистой силе, повадившейся в одно и то же место, испугаться куда как проще. И вот, вскоре после кончины каноника Муссо, в коридорах и общих спальнях стала мелькать фигура в белой простыне. Назавтра после визита все двери были заперты – но коварный фантом проникал сквозь щель, или через окно, или иным способом бывал впускаем в помещение «пятой колонной». Со спящих стягивались одеяла, девичьих щек касались ледяные пальцы. А наверху, на чердаке, кто-то жалобно стонал и гремел оковами. Младшие девочки плакали, монахини осеняли себя крестным знамением и взывали к святому Иосифу. Тщетно. Привидение затихало на две-три ночи – а потом возвращалось. Школу и монастырь охватила паника.
Каноник Миньон, заседавший в исповедальне, знал и про инкубов в кельях, и про привидения в дортуарах, и про шалуний, лязгавших цепями на чердаке. И Миньона осенило. Поистине, он увидел перст судьбы. Не случайно, о нет, не случайно все складывается именно так, как складывается! Он, Миньон, уж сумеет извлечь из событий пользу. Каноник отчитал проказниц, но наказал им помалкивать о своих шуточках. Затем он занялся жертвами розыгрыша. Не привидения, вещал Миньон, проникают в ваши опочивальни; по всем признакам это – бесы! Влив новый страх в сердца девочек и монахинь, каноник убедил мать-настоятельницу и обеих Клар в том, что их ночные гости – реальны и имеют сатанинскую природу. Покончив с этим, Миньон в компании четырех-пяти самых заклятых врагов Грандье отправился на загородную виллу мэтра Тренкана. Вилла находилась всего в лиге от Лудена. Был созван военный совет, на котором Миньон доложил, какова обстановка в монастыре, и объяснил, как использовать ситуацию для уничтожения Грандье. Так родился план психологической войны – с секретным оружием и сверхъестественными силами, поставленными на службу общему делу. Заговорщики расстались на душевном подъеме. Они буквально чуяли: теперь-то уж Грандье не отвертеться.
Следующим шагом Миньона был визит к кармелитам. Нет ли у них опытного экзорциста? Есть? Отлично! Не отпустят ли его святые отцы в урсулинскую обитель? Настоятель расщедрился и выделил не одного, а троих экзорцистов – отцов Юзеба де Сен-Мишеля, Пьер-Тома де Сен-Шарля
