— Мы рады вашему возвращению, — Зела встала и слегка склонила голову, выражая свое почтение. Анрир тоже кивнул. Нужно будет поговорить с бывшей любовницей наедине, а заодно узнать, почему ее брат не прибыл лично. Князь Степпа не относился к тем, кто прячется от подобных встреч, а значит у него серьезные проблемы.

— Мы тоже рады, — Бьерн поднялся на ноги и подошел вплотную к Анриру, — наконец начнем войну с Авророй.

— Никакой войны не будет.

— Нам достаточно семи голосов, чтобы начать высадку в одном из полисов и без разрешения великого князя.

Он швырнул на стол свод законов Трокса. Толстая книга в плотной кожаной обложке, вроде бы ее еще примы составляли. Хотя это больше похоже на сказку — бумага бы не продержалась столько лет.

— Первого, кто проголосует «за», казню лично.

— Не имеешь права! — Бьерн навис над Анриром, шкура на его плечах словно бы ожила и зашевелилась, притягиваясь к коже.

— Это вы не имеете права рассуждать о войне, — Анрир тоже встал и теперь смотрел на князя-медведя, стараясь ни на секунду не упустить его взгляд. — Помните, как я просил помочь мне в противостоянии с Авророй, а вы сидели по своим княжествам и боялись высунуться? Теперь же, когда я заполучил для Трокса свободу, настолько обнаглели, что хотите лезть на Аврору? Лучше проваливайте и займитесь делами своих княжеств.

Бьерн медленно попятился, не сводя взгляд с Анрира, остальные присутствовавшие также вытаращились на него, но все же вышли, изо всех сил стараясь не толкаться в дверях. Остался один Кейташи, чье ледяное спокойствие не смог бы прошибить даже приход Блудницы вместе со всей родней. Анрир устало потер виски и хотел было сесть, но его кресла не было. Как не было и большей части стола, книжного шкафа у дальней стены, занавесок на окне, и даже кодекс до половины исчез, осыпавшись серой трухой. Вместо всего этого на полу красовалось огромное изображение черной птицы.

— Я предвидел, — Кейташи вытащил из тени бутылку ярко-бирюзового самогона, который делали только в княжестве двуликих, и разлил его по двум стаканам.

Анрир вздохнул, обошел остатки стола, взял свою порцию и сел на диван для посетителей.

— Предвидел, что сила Уводящего неожиданно проснется, я разнесу половину кабинета? Почему не предупредил? Я бы отсиделся на Седесе, понимаешь же, как это опасно.

— Нет, что ты разгонишь всех, затем будешь страдать о своей не к месту проснувшейся силе. Или еще о чем-то. И хочу напомнить, что ты уже играл в смиренного отшельника, ровно два месяца.

Анрир отсалютовал Кейташи и залпом осушил стакан. Сила Уводящего приносит одни неприятности. Ее нельзя контролировать, нельзя усмирить, ее вовсе нельзя выпускать. Это было дико и неправильно, но Анрир помнил гибель Седеса, помнил, как синий туман пожирал все, с чем соприкасался, и как там чуть не погибла светловолосая примовская тварь.

Но тогда она выстояла, одна из сотен тысяч сородичей, и смогла остановить расползающуюся смерть. А вчера чуть не погибла из-за своей глупости, нырнув там, где нет выхода наружу. Как можно такую бросать без присмотра? Но и государственные дела не на кого переложить. Жаль, что он подобно славно погибшему Тадаши, не умеет разделяться на несколько частей. Анрир устало прикрыл глаза, затем повернулся к Кейташи.

— А как же лекция о том, что истинному воину не следует запивать все проблемы алкоголем?

Князь двуликих пожал плечами, пересел ближе и наполнил стакан Анрира принесенным самогоном.

— И знает ли Руоки, что ты таскаешь в тени?

— Знает, это она посоветовала. Лекция будет завтра. Очень долгая, с множеством доводов и примеров. А пока давай выпьем за тебя, чокнутый удачливый ублюдок!

Анрир стукнул стаканом о стакан Кейташи и снова все выпил. Алкоголь обжигал пищевод, но вместе с тем прогонял тревогу и помогал хоть ненадолго расслабиться. Но и без лекций Кейташи Анрир знал, что это не выход и не решение проблем.

— Все здесь порядком перетрусили, когда Крей объявил о твоей продаже в другой мир. Но я-то знал, что ты вернёшься, и с триумфом.

— Мне бы твою уверенность.

— Хватит ныть! Не каждый сумеет выбраться из другого мира чуть больше, чем за три декады, по пути оживить золотую девку, потанцевать с ней, переполошить весь Прималюс, порушить дворец лорда-протектора, а после еще и распугать княжеский совет. И это наш великий князь!

Кейташи сиял так, будто бы лично провернул все это, а Анрир отстраненно отметил, что потопленный, затем всплывший дворец таки записали на его счет.

— Делись подробностями! — не сдавался Кейташи.

— Не хочу. Сбежать мне помогли местные, Блудницу оживил один из предтеч другого мира, он знал ее раньше, дворец потопили жрецы водных богов, а как вышло вот это, — он махнул рукой на осыпавшийся стол, — я понятия не имею. И да, в процессе всех приключений я столько раз опозорил свою честь, что теперь просто обязан совершить самоубийство. Давай, дари мне ритуальный нож!

Анрир протянул руку, Кейташи же покачал головой и впихнул ему новый наполненный стакан, затем подумал и подлил самогон и в другой.

— У тебя их уже семнадцать. Выбери какой-нибудь.

— Скупердяй. Только-только я собрался торжественно смыть позор кров…

Кейташи нахмурился и придвинул к Анриру всю бутылку. Да, он прав, не стоит так раскисать. Анрир отставил выпивку и устало потер глаза. Отдохнул и хватит, он и так долго оттягивал момент своего возвращения домой, пора бы уже браться за работу по-настоящему, а не заниматься истреблением столов и штор. Примовская тварь намного лучше держится, а ее потрепало ничуть не слабее.

— У тебя все одно нет столько крови, от махнулся князь. — Даже стих родился:

Красным залит снег.

Старый журавль склонил голову,

Не пережить позор.

— Это я склонил голову от подобного позора. Корявая бессмыслица, не вздумай его еще кому-нибудь декламировать, — Анрир встал с кушетки и прошелся по кабинету, проверяя, не зарос ли тот пылью в его отсутствие, заодно и потер носком ботинка изображение птицы, но оно казалось выжженным на мраморных плитах пола. Похоже, так и останется вечным напоминанием о сегодняшнем происшествии. Застелить ковром? Или пусть и дальше пугает посетителей?

— Будь я хорошим поэтом, никогда не полез бы в эту вашу политику, — Кейташи дернул углом рта и огляделся, в поисках листка бумаги, наверняка хотел записать свое новое творение. — И я не критикую твою мазню.

— Она редко содержит в себе столько пафоса, снега и позора. И при чем здесь журавль?

— Это метафорический образ. У тебя тоже на всех рисунках голые девы и сношения, часто