– Никогда не забывал, как пахнет воздух Трилунья, – мечтательно сказал он. – Я очень давно здесь не был.

– По собственной глупости, – ввернул Резанов.

И вдруг согнулся пополам, практически лицом в собственные колени уткнулся, пытаясь продышаться. Ему, похоже, было совсем худо. Ну да ладно, не маленький, да еще и колдун. То есть знаккер. В общем, сам разберется. А Люсии теперь надо собрать волю в кулак и стать действительно лучшей, куда бы ни занесло. Ни на кого больше не отвлекаясь.

Дирке тем временем, хромая, подошел к стене, погладил камни.

Ты еще их поцелуй, идиот лирический. Нет, она ни за что и никогда не развесит сопли вот так. Будет горда и непоколебима. И независима. Решено.

И Люсия извлекла из кармана джинсов расческу. Надо причесаться. Не входить же в волшебный новый мир растрепанной, как Карина какая-нибудь. Интересно, синяк на лице очень большой? А зеркало тут есть?

– Дирке! Где мой чемодан?

Надо же, спросила с такой интонацией, что самой понравилось. Немного еще потренироваться, и можно войну объявлять, несмотря на то что голос у нее тонкий и нежный.

Парень-волк не ответил. По-прежнему водил руками по камням стены.

– Нашел, – пробормотал он наконец. И нажал на одну из глыб. Музыка полилась отовсюду сразу. Легкая, красивая и какая-то не застревающая в памяти.

– Это оповещение, – объяснил Дирке Люсии, хотя она его и не просила. – Можно было знак сотворить, но я далеко не мастер. Но этот сигнал дойдет, куда надо, и нас скоро встретят.

И он откинул волосы с просветлевшего лица. Вечное выражение всемирной скорби вдруг растворилось в улыбке, лоб разгладился. На какой-то момент он даже симпатичным показался.

Резанов кое-как расправил плечи. Ему их странное путешествие далось тяжелее всех. От пота длинные волосы стали волнистыми. Но он старался держаться. Впрочем, нечего на них пялиться, есть вещи и поважнее.

– Чемодан мой достань, – Люсия еще раз применила командирский тон, но в последний момент засомневалась и добавила: – Пожалуйста.

– А, да… вот. – И ее чемодан вывалился прямо из руки Дирке. Надо будет освоить эту ловкость рук. Только сначала зеркальце отыскать.

Но привести себя в порядок ей не дали.

Сначала затихла музыка.

А затем часть стены стала дверью – камни просто выдвинулись вперед, затем в сторону. И из пролома неправильной формы в башню шагнула… нет, выступила высокая женщина такой красоты, какой Люська отродясь не видела ни в кино, ни в глянцевых журналах.

Вот только подходить к ней совершенно не хотелось. Потому что больше, чем на любую глянцевую красотку, вошедшая походила на… тетю Арину, маму Карины. Ту самую, что отряхивала руки после того, как погладила пятилетнюю Люську по голове. Такая же высокая и худая. Такие же иссиня-черные волосы, фиолетовые глаза и белоснежная кожа. И черты лица такие же тонкие, сплошные прямые линии. Каринка совсем не в мать уродилась, да и при чем тут она сейчас…

– Арнольд Резанов спустя столько лет, – насмешливо проговорила вошедшая вместо приветствия.

И у Люсии отлегло от сердца. Голос женщины – высокий и срывающийся – совсем не походил на грудное, приглушенное мурчание тети Арины. Да и одета она была так, как Арине и в голову не пришло бы. Строгий черный бархатный то ли жакет, то ли куртка – как будто стилизация под девятнадцатый век, но с уютным шарфом-капюшоном и отливающими серебром металлическими застежками. И еще черно-сиреневая клетчатая юбка в пол, сплошная пена оборок и воланов. Необычно, шикарно, да что там… исключительно. Нет, совсем не Арина.

Вошедшая тем временем смотрела на Арнольда Ромуальдовича так, словно глазам своим поверить не могла.

– Значит, ты здесь. Рискнул воспользоваться этой… дорогой мертвецов. И почему именно сейчас, когда открыта лунная тропа в Третий город? Какие вести принес, старый друг?

Смысл последней фразы Люсия поняла как «старая сволочь».

Эта дама наверняка из того же теста, что и сама Люсия. Достаточно поглядеть, как она держится, и послушать, как она разговаривает с Резановым. Как он там ее называл? Кларисса Радова.

Сам Резанов молчал, что для него вроде как было нехарактерно. Пришлось хозяйке (а это точно была сама хозяйка!) снова нарушить тишину.

– Расскажи мне, как далеко ты продвинулся, изучая ритуал Иммари. Так ли хорошо технические средства компенсируют утерянный знак?

Арнольд Ромуальдович оперся о стену, скрестил руки на груди. Надо же, еле жив, а ведь держится, как король. Учись, Люсия. Все пригодится.

– Технические средства сгинули в омертвении, дорогая моя знаккер Радова, – сообщил он. – Вместе со всей лабораторией и добрым десятком детенышей-волчат. Тебе ли не знать об этом.

По лицу красавицы пробежала тень. Самая настоящая, не какая-нибудь фигура речи. На алебастровой коже на миг проступила сеть черных шрамов. Люсия и не подозревала, что шрамы бывают такого цвета. Но у всех великих остаются следы старых ран. У нее самой уже тоже есть.

– Я говорила, что не причастна к этой проклятой катастрофе! – Голос Клариссы, усиленный эхом башни-колодца, чуть не оглушил девочку. – В том омертвении пропала моя мать и… и Дирке Эрремар, мой друг. И ты, знаккер Резанов, не смеешь являться через столько лет и бросаться обвинениями!

– Что ты, дорогая знаккер Радова, я и не думал ничем бросаться. Ты спросила, я ответил. Моя ли вина, что тебе в простой информации о положении дел видятся обвинения? Может, в глубине своей прекрасной души ты понимаешь, что заслужила их? Или ты думаешь, что я пришел, едва не сдохнув в межпространственной мертвечине, лишь для того, чтобы предъявить счет за парочку аппаратов восьмилетней давности? Как мелочно!

– Но ведь Дирке вовсе не пропал, – услышала вдруг Люсия собственный голос. – Он… он же где-то здесь.

Оглянулась в поисках подтверждения своих слов. Дирке не было. А лицо красивой Клариссы приняло какое-то совсем странное выражение.

– Что ты сказала? – проговорила она тоже с непонятной интонацией. Как-то настороженно, что ли.

– Я… он… – растерялась Люсия. – Он где-то здесь.

– Я здесь. – И парень-волк выступил из стены.

Ах, вот оно что! В глубину решил запрятаться. И поставить ее в неловкое положение. Люсия хотела было это прокомментировать, но почему-то не смогла. Дирке смотрел на хозяйку так, будто… будто… не было подходящих слов – решительно надо что-то делать с собственным словарным запасом! Но ощущение от этого взгляда было такое, словно заиграла музыка. И почему-то ужасно захотелось, чтобы и на нее кто-то смотрел именно так. Как будто хочет запечатлеть в памяти каждую черту.

Кларисса уже справилась с собой.

– Ты все тот же, – сказала она, как будто с усилием. – Мрак побери, совсем, как тогда…

Дирке молчал, поедая прекрасную хозяйку глазами. А та, похоже, приняла какое-то решение. И почему-то Люсии показалось, что оно никак не связано с сияющим взглядом Дирке.