Это Морган ЛеБрон с нашей, бывшей моей, кафедры, излишне молодящийся и абсолютно никчемный тип, к тому же оказавшийся полным дерьмом. Именно он занял место Лин Кван, и ничего удивительного, что президент так быстро согласился на поставленные мной условия: Морган – дурак, который не понимает, что он дурак, то есть наихудший вариант дурака.

Он входит в гостиную и, протягивая мне наманикюренную руку, восклицает:

– Доктор Макклеллан, как я рад, что вы в моей команде! Нет, ей-богу, я ужасно этому рад!

Ну, еще бы!

И команда, разумеется, его. Не просто команда, не наша команда, а именно его.

Я пожимаю ему руку. Я всегда отличалась слишком крепким для женщины рукопожатием, однако пожимать руку Моргану – все равно что лапку новорожденному котенку.

– Я тоже очень рада, – говорю я. Ссыкло.

А он сразу предлагает:

– Ну что, перейдем к делу? Я тут принес кое-какие бумаги вам на подпись, а потом нам нужно будет открыть депозитный счет в банке на имя вашего мужа. Ох, ну и жара у вас тут!

– Кондей барахлит, – говорю я. – Но можно пройти в заднюю комнату, там большое окно в сад. – Нет смысла спрашивать у ЛеБрона, почему моя зарплата будет поступать на счет Патрика; все мои деньги еще год назад были переведены на его счет. Слова, паспорта, деньги – даже у преступников есть, по крайней мере, две вещи из этих трех. Во всяком случае, раньше были.

Я веду их в заднюю часть дома, заглянув по дороге на кухню, чтобы налить Патрику и себе еще кофе. Моргану я тоже предлагаю выпить чашечку, и он просит положить ему в кофе три ложки сахара и налить побольше молока. Только тут я вспоминаю, что молоко-то у нас кончилось еще вчера вечером, однако я об этом совсем позабыла из-за неприятного объяснения за обедом со Стивеном и из-за того, что Соня вчера так раскисла. Впрочем, утром она несколько оживилась, когда за ней пришла Оливия Кинг, но это, возможно, потому, что я сказала, что у миссис Кинг есть мультипликационный кабельный канал и что она вроде бы собирается испечь шоколадное печенье. Но, может быть, улыбка на лице моей дочери появилась потому, что она увидела на запястье нашей соседки счетчик цвета лаванды? Наконец хоть что-то привычное?

Первая пачка бумаг, которые Морган извлекает из своего портфеля, – это контракт, причем договор эксклюзивный (словно у меня есть еще какие-то перспективы на работу), с требованием не разглашать производственные тайны, а также приказ о временном допуске к работе в лаборатории. Это соглашение о временной работе по найму являет собой пятистраничное напоминание о том, что по закону все результаты проделанной мной работы принадлежат не мне, а нашему правительству. Я беру ручку, заботливо подсунутую мне Морганом, и подписываю все, не читая и удивляясь тому, зачем им вообще понадобилась моя подпись: ведь они в любом случае поступят так, как захотят сами. Патрик тоже подписывает соответствующие документы относительно банковского счета и передает их Моргану.

Я тем не менее все же отмечаю про себя условия оплаты: пять тысяч долларов в неделю и бонус в сто тысяч долларов, если я завершу создание сыворотки, исцеляющей от афазии, к 31 августа. Этот бонус будет уменьшаться на 10 % за каждый лишний месяц сверх означенного срока. Что, видимо, должно побудить меня работать быстрее, но мне совершенно ясно: чем скорее я закончу работу, тем скорее металлические наручники вернутся на наши с Соней запястья. Хотя, конечно, они так или иначе вернутся, и это всего лишь вопрос времени.

– Замечательно, – говорит Морган, вытаскивает из портфеля какое-то устройство и ставит его на кофейный столик между нами. Это изящный черный предмет, похожий на айфон, только побольше. – А это для органов безопасности, – поясняет он, нажимает на какую-то кнопку, что-то набирает на клавиатуре и вводит мое имя. – Так, первым поднесите к экрану большой палец, затем указательный и так далее. Просто следуйте инструкциям и держите палец у экрана, пока не услышите «бип».

Ну, естественно, им захочется проверить мои отпечатки пальцев. Я послушно выполняю все инструкции и убираю руку лишь после того, как машинка сканирует мой левый мизинчик. Затем Морган прячет ее в портфель и ждет.

– Это займет всего несколько секунд. Если все будет в порядке, мы сможем прямо сейчас открыть ваши файлы, а потом отправимся прямиком в мою лабораторию.

Снова это «мою». Интересно, сколько моей работы – моей и Лин – будет подсунуто начальству за подписью Моргана?

– Ну вот и отличненько! – говорит Морган, когда из его портфеля доносится писк машинки. – Вас проверили, и все у вас чисто. – Он поворачивается к Патрику, который в течение всей этой процедуры с бесконечными подписями и отпечатками пальцев нетерпеливо крутит в руках связку ключей. – Ну что ж, сэр…

Патрик выходит из комнаты и начинает отпирать двери. Сперва дверь в кабинет. Затем дверцу металлического сейфа, стоящего возле окна. Затем дверцы того шкафа, где, как я предполагаю, весь последний год проторчали мой ноутбук, флешки и папки с записями. Пока он этим занимается, Морган достает очередную стопку каких-то бумаг.

– Вот здесь список членов команды, – говорит он, вручая мне копию. Слава богу, на этот раз он не сказал «моей». Если бы он это сделал, я бы, пожалуй, влепила ему пощечину.

Руководитель команды, разумеется – сам Морган ЛеБрон. После его имени следует краткая биографическая справка, включая упоминание о его последней должности: профессор, кафедра лингвистики, университет Джорджтауна. Ниже перечислены все остальные в алфавитном порядке: первой стоит Лин Кван, и приводятся все ее данные, включая определение «бывшая»; затем иду я, тоже «бывшая». Каждый раз это слово – словно тычок в глаз.

Но я не готова к тому удару, который получаю уже в следующую секунду. Вот уж действительно удар под дых.

Третьей в списке следует фамилия Росси. Имя – Лоренцо.

Как же давно я не включала свой ноутбук! Боюсь, батарея у него окончательно села и этот год бездействия отправил его в такое же состояние сонного молчания и бездействия, в какое была погружена я. Но он послушен, как старый друг, ждущий телефонного звонка, или как пес, терпеливо сидящий у двери, пока хозяин не вернется домой. Я провожу пальцем по гладким клавишам, стираю пыль с экрана и стараюсь взять себя в руки.

Все-таки год – это довольно долго. Черт возьми, когда у нас в доме как-то на два часа отключился Интернет, это всем показалось чем-то вроде конца света.

Восемь тысяч семьсот шестьдесят часов – это на целую жизнь дольше, чем те два часа; вот почему мне нужна еще минутка, чтобы прийти в себя, а потом выйти из дома, завести свою «Хонду» и следом за Морганом поехать в лабораторию, где отныне и буду проводить по три дня в неделю до тех пор, пока нам не удастся привести в порядок президентского братца.

Эта минутка мне нужна также и для того, чтобы быстренько просмотреть те свои файлы, которые я всегда тайком копировала и держала дома, чтобы не таскать одни и те же материалы туда-сюда из своего рабочего кабинета в университетском кампусе. Среди них есть, например, кое-какие данные, которые мне не хотелось бы показывать Моргану, пока я не переговорю с Лин.