Когда Федор вернулся в комнату, Екатерина была мертва.

Он присел рядом и проговорил:

– Извели тебя, мама, не дали жить. Ни отец, нашедший свою смерть в водах реки, ни Порфирий, будь проклят его род. Ты прости меня, что не смогу похоронить. Другие отнесут твое тело на погост, а я буду уже далече. Пусть душа твоя обретет покой, а я за тебя отмщу.

За окном стемнело. Федор сидел возле тела матери, пока в доме не наступила тишина. Он слышал, как ушел Тимофей, разбрелись работники.

Федор наскоро собрал свои вещи в котомку, поцеловал холодный лоб матери.

– Прости меня, мама, и прощай. – Он накрыл лицо покойницы шалью и вышел в коридор.

Тихон спал у двери, ведущей в комнату хозяина, свернулся калачиком на тряпке, прямо как собака.

Федор зловеще ухмыльнулся и прошептал:

– А это ты кстати, Тихон.

Он перешагнул через пьяного слугу и вошел в комнату. Из-за занавески у печи доносился храп. Порфирий Михайлович спал. В правом углу перед образами едва светилась лампада.

Федор достал из котомки острый тесак, подошел к занавеси, выдохнул и сдвинул ее в сторону. Гуляев лежал с открытым ртом, по пояс голый, борода задрана. Тот самый ключ на груди, рядом с нательным крестом.

Федор нервно сглотнул слюну, обернулся, посмотрел на зашторенное окно. Тихо. Он взялся за бечеву, рванул ее. Ключ оказался в его руках.

Порфирий проснулся, увидел его и удивленно спросил:

– Тебе чего, Федька?

– Все сразу! – ответил парень и вонзил нож в сердце Порфирия Михайловича.

Тот дернулся, захрипел, тело пробили судороги.

– Вот чего, собака! Это тебе за мать, за все, что ты сделал в своей никчемной жизни. Сдохни, тварь.

Федор выдернул нож из раны, положил тесак на стол, подошел к шкафу. Достал ларец, открыл его ключом, поднял крышку. Увидел внутри пачки денег, какой-то мешок с мелкими камнями, перстень с огромным бриллиантом, который, казалось, осветил комнату.

Федор задрожал и прошептал:

– Вот оно, богатство. Путь в новую жизнь.

О матери он уже не думал, переложил содержимое ларца в котомку, протер ручку ножа, вышел в коридор, нагнулся и сунул тесак в ладонь Тихона. Тот только засопел во сне.

«Ты, Тихон, спи покуда, – подумал Федор. – Утром тебя ждет веселое похмелье».

Он незаметно вышел из дома, задами провел молодого жеребца за околицу. Там Федор вскочил на коня и полетел к лесу, который вскоре поглотил его.

Наутро в доме поднялась шумиха. Работники увидели страшную картину: зарезанный хозяин в кровавых простынях, Тихон, ничего не понимающий и держащий в руке окровавленный тесак, мертвая Екатерина в комнате сына. По приказу Тимофея, прибежавшего на шум, мужики скрутили Тихона и позвали старосту.

Исчезновения Федора сперва никто и не заметил. Его хватились лишь, когда в село нагрянул становой пристав. Только тогда была обнаружена пропажа коня, замечен опустошенный ларец. След Федора, конечно, искали, но не нашли.

Следствие, не особо утруждаясь, обвинило в убийстве Тихона. Суд приговорил верного слугу Порфирия Михайловича к вечной каторге, где тот и сгинул. Поиски Федора прекратились. Екатерину Волкову скромно похоронили на сельском кладбище. Хозяйство Гуляева перешло к Тимофею. Елизавета, любовница Федора, продала дом и тоже подалась в город.

Жизнь на селе вошла в обычное русло. Словно ничего и не было. Только два холмика с крестами, одним большим, другим поменьше, напоминали о кровавой драме. Да и те быстро заросли травой.

Федор Волков проснулся от шума в коридоре пятого этажа одного из столичных доходных домов. Он и дня не пробыл в городе, куда бежал после смерти матери и убийства Порфирия Гуляева, продал жеребца цыганам, стоявшим табором на окраине, сел в поезд и подался в Петербург. Федор решил, что настоящая жизнь кипит только в столице. Здесь народу много, возможностей тоже, тем более с деньгами и драгоценностями, украденными у Гуляева.

Федор снял небольшую комнату в доходном доме купца Лобова. Из мебели тут были кровать, стол со стулом, шкаф да стойка для одежды. Потертый половик, керосиновая лампа, потолки грязные, давно не беленные, обои старые, местами порванные. На окне, выходящем во двор-колодец, бурые, давно не стиранные занавески.

Но это ничего. Федор к роскоши не привык, ему хватало и этого. Пока, на первое время. Он вполне мог продать ценности покойника Гуляева и купить неплохой домик где-нибудь на окраине, но довольствовался такой вот комнатой. Крыша над головой есть, где спать тоже, даже нужник в торце коридора.

В общем, Федора Волкова устраивало все, кроме головной боли, которая буквально раскалывала его череп. Но и это поправимо. Причина проста – вчерашнее излишнее подпитие в ближнем трактире. На столе стояла бутылка с красной головкой. Водка была куплена вчера в казенной винной лавке.

Государство в то время сохраняло монополию на производство и продажу спиртного. Поэтому нигде, кроме лавок да кабаков, разжиться крепким спиртным было нельзя.

На газете с десяток отборных соленых огурцов, купленных на рынке за две копейки, ломоть черного хлеба, пара луковиц, пачка папирос «Народные» с пляшущим мужичком, спички, стакан да жестяная банка под пепельницу. Полный набор для того, чтобы и здоровье подправить, и позавтракать. Но прежде надо воды выпить. Сухость во рту такая, что и водка не полезет. К тому же по нужде подпирает.

Федор откинул одеяло, встал с кровати, пошатнулся и посмотрел себе под нос. Половая доска на месте. Вчера он без труда сделал под ней тайник, в который спрятал кожаную сумку с ассигнациями, мелочью и драгоценностями.

Федор надел брюки, сунул ноги в тапки, приобретенные на том же рынке, открыл дверь, вышел в коридор. Там он увидел толстую молодую бабу в полураспахнутом халате, не скрывавшем ее огромных грудей и голых крупных коленей.

– Так вот ты какой, новый сосед! – с удивлением воскликнула она. – А то слышала, что поселился мужик какой-то, а не видела. Как звать-то тебя, красавец? – Баба безо всякого смущения разглядывала крепкий, мускулистый торс нового соседа.

– Меня зовут Федором. А ты кто?

– А я Зинка. В прачечной работаю.

– Прачка, значит?

– Угу, а что? Работенка не пыльная, платят, конечно, мало, да мне хватает. Одна я на этом свете. – Зинаида притворно вздохнула. – Ни муженька у меня нет, ни детишек.

– Что так?

– Да не встретила еще кавалера, который взял бы в жены. Мужички все больше на баловство в кровать затащить хотят.

– А ты отказываешь?

– Это смотря кому, – хитро прищурив глаза и подняв подол халата, ответила женщина. – Такому, как ты, не отказала бы.

Федор усмехнулся: