в концепции «мусорной корзины истории», одновременно выдвинутой Марчелло Труцци и Джеймсом Уэббом. Труцци предложил рассматривать оккультизм как «мусорную корзину для знаний, признаваемых девиантными в той или иной степени»[282], имея в виду знания, отвергаемые традиционной наукой, религией или культурой. В одной из своих статей он обратил внимание на появившийся в современной ему массовой культуре интерес к девиантному знанию. В самой общей форме этот интерес нашел выражение в обыгрывании историй о демонах и ведовстве в литературе, кино и музыке. Для Труцци это явление было закономерным следствием рационализации общества. Популяризация девиантных знаний в современности, по его мнению, с неизбежностью делала их банальными, превращая из серьезных верований древности в развлекательную мишуру. По словам Труцци,

пока эти массовые явления представляют собой игривое и несерьезное противостояние со сверхъестественным […] они являются способом очищения от страхов и мифов, до сих пор присутствующих в нашем обществе. Чем больше мы устраняем эти старые страхи и мифы, тем больше развиваем натуралистический рационализм, научный взгляд на Вселенную[283].

Можно сказать, что «социология оккультного» впервые обратила внимание широких кругов религиоведческой и социологической частей научного сообщества на существование особого синкретичного феномена «отверженного знания», который позже стал именоваться «западным эзотеризмом». Именно социологи оккультного подчеркнули как его аморфность, так и значение для формирования вероучений и мифологии новых религий. Кроме того, они обратили внимание на то, что современная им массовая культура начинает обращаться к сюжетам оккультного. Теперь вновь вернемся к теории Уэбба.

Социология «оккультного» Дж. Уэбба

В основе возникновения оккультного, по Уэббу, лежит дихотомия двух частей общества: подполья и истеблишмента. Последний в истории культуры всегда создавал общую тенденцию развития и существования социума, в то время как первое было побочным эффектом этой тенденции. Господствующая культура истеблишмента вытесняла на обочину запрещенные, непризнанные формы знания, эти формы еще в раннехристианскую эпоху сформировали особый слой в жизни обществ, называемый Уэббом «оккультным подпольем»:

это подполье отверженного знания, состоящее из еретической религиозности, отброшенных социальных схем, отвергнутых наук, забытых видов умозрения, в своем ядре содержит ряд доктрин, которые могут объединяться разнообразными способами, это объединение известно как оккультизм[284].

Таким образом, формирование оккультного происходит посредством вытеснения культурой истеблишмента всего того, что ей не подходит, все выброшенное не исчезает, а создает особый фон (по образному выражению Уэбба, «перевернутое отражение общества»[285]), который начинает оказывать влияние на сам истеблишмент и на развитие культуры в целом.

В социальном отношении подполье наполняет особый тип людей, строящих свое мировоззрение на иррациональных началах. Согласно Уэббу, их ни в коем случае нельзя назвать эскапистами, скрывающимися в вымышленном мире своих фантазий от жестокости окружающей реальности,

у них есть своя собственная реальность мистицизма и магии, пришествия Господа «во славе», «странных областей за пределами смысла». Открыто признать, что могут быть силы за пределами материального восприятия, силы и власти неизвестной природы, требует мужества[286].

Иррационализм — влиятельная движущая сила истории, альтернативная рационализму и наравне с рационализмом формирующая художественные, религиозные и политические аспекты жизни. Фактически подполье наполняют люди, осознанно отвергнувшие то, что составляет ядро культуры истеблишмента. Причем это отвержение может проявляться не только в создании магических братств, тайных лож и сект. Марксизм, согласно Уэббу, строится на тех же иррациональных посылках и базируется в тех же социальных группах, которые формируют «оккультное подполье».

Сначала влияние «оккультного подполья» было ярко ощутимо в борьбе с ересями начала христианской эры и Средних веков, но позже граница между истеблишментом и подпольем начала размываться, и инспирации стали более явными и более действенными. Наиболее полно выход «подполья» на поверхность происходит в XIX веке, когда с точки зрения истеблишмента теряет легитимность долгое время принятая форма общения с иррациональным, выраженная в виде официальной церковной жизни. Усиление рационализма и материализма ведет к нарастающей конфронтации между истеблишментом и подпольем, конфронтации, подпитываемой жаждой человека найти место иррациональному в своей жизни.

Культура истеблишмента позднего XIX века базировалась на капитализме, индивидуализме и стремлении к прибыли, тем самым она противостояла выбору идеализма, чье царство было не от мира сего, чьи категории мысли были апокалиптическими, основывались на концепции абсолютных ценностей и черпали вдохновение в традиции мысли, которая была отвергнута в рамках европейской истории[287].

Эта конфронтация приводит сначала к лавинообразному росту различных проявлений оккультного подполья в жизни общества начиная с середины XIX века, а затем и к выходу оккультного из подполья и попытке захвата и трансформации культуры истеблишмента. Так, согласно Уэббу, национал-социализм, утопический большевистский социализм, психоанализ, контркультура 1960‐х и иные значительные движения XX века были продуктом «оккультного», которое, выйдя из подполья, стало подчинять себе культуру истеблишмента, тем самым меняя установившееся с начала христианской эры наполнение истеблишмента и андеграунда.

История «оккультного»

Истоки отверженного знания лежат в первых веках по Рождестве Христовом, когда на фоне многообразия философских и религиозных течений, родившихся в эпоху эллинизма (герметизм, гностицизм, неоплатонизм, мистериальные культы, магия, астрология), возникает новая религия, ставшая за короткое время религией империи и всей ойкумены. Причиной нахлынувшего синкретизма новых учений было ослабление рационализма,

ставшее последствием того, что переизбыток разума был невыносим. Это привело к поиску убежища в более обнадеживающей интерпретации вселенной. «Лучше жесткий детерминизм астрологической Судьбы, чем страшное бремя повседневной ответственности»[288].

Но новые учения недолго могли свободно существовать на территории ойкумены. Становление христианства и всего западного мира напрямую связано с борьбой против альтернативных теорий, объясняющих место человека в мире, его отношение к духовному и способы его спасения. В ходе теологических дебатов возникает понятие о ересях как учениях, не совместимых с христианским мировоззрением. Согласно Уэббу, эти учения имеют в себе много общего, основной почвой для их объединения служит иррационализм, но, кроме того, есть еще и целый спектр различных идей, в значительной степени разделяемых частями «оккультной традиции»: мышление по аналогии и симпатический закон подобия одной части космоса другой части[289]; идея тайного знания, порождающая элитаризм закрытых сообществ[290]; предпочтение мистических озарений и экстазов рациональному познанию[291]; магические практики, выражающиеся в системе действий, направленных на подчинение себе духовных сил[292]; синкретизм в познании, объединяющий в единую систему разрозненные подходы и теории[293]; склонность во всем усматривать чудеса[294]. Роль объединителей «отверженного знания» в единую «традицию» сыграли два фактора: 1) христианство как господствующая сила в религиозной, культурной и идеологической жизни; 2) единые принципы функционирования