— Да я не в обиде, — усмехнулся Гранин. — Тем более что нам есть что обсудить. Ребятки, которых вы мне предлагали, неплохой старт взяли, как я погляжу!

Марина с трудом удержала улыбку — нельзя, чтобы ее голос звучал чрезмерно счастливо.

— Да, похоже, публике пришлось по душе их нестандартное звучание.

— Вам сейчас удобно обсудить детали нашего сотрудничества?

Марина накрыла полотенцем плечи и уселась на лавочку у шкафчика:

— Удобно, Сергей Степанович. Я вас внимательно слушаю.

Получасом позднее Летова едва ли не вприпрыжку выходила из здания фитнес‑клуба. Она была слишком взволнована достигнутыми с дистрибьютором договоренностями, чтобы обратить внимание на джип, тронувшийся с места на парковке и поехавший следом за ее машиной.

* * *

Вера Ивановна открыла почтовый ящик, чтобы проверить, пришли ли квитанции коммунальных платежей. На дне ящика пальцы нащупали пухлый конверт. В графе «получатель» значилось «Летовой В. И.». Сгорая от любопытства, женщина поднялась в квартиру, уселась на диван и, прежде чем распечатать конверт, прощупала его, пытаясь предположить, что же внутри.

Марка возвращалась с огорода в подавленном настроении. Странная пугающая тревога нахлынула совершенно неожиданно, без внятных причин. Всю неделю девушка ликовала от радости, мысленно поздравляя себя с одержанной победой, и вдруг непонятно, откуда взявшееся дурное предчувствие. Она догадывалась о его истоках, но старалась не признаваться самой себе.

— Мам, я дома. — В прихожей поставила на пол пакет с помидорами и огурцами и на цыпочках просеменила в ванную — подошвы почернели от пыли. Постояла под прохладным душем, накинула халат.

На кухне мать резала морковь и лук для суповой зажарки. Кипящий бульон источал аппетитные запахи.

— Проголодалась?

— Ага!

— Через пять минут будет готово. — Мать вытерла ребром ладони выступившие слезы. Их причиной являлся вовсе не лук. Предстоял серьезный разговор. Неприятный, но неизбежный. В письме главный редактор краевой газеты «Тихоокеанский день» благодарил Веру Ивановну за то, что та воспитала инициативную и сознательную дочь. В нескольких абзацах описывалось, как благодаря своевременному вмешательству Марины стало возможным остановить браконьерскую вырубку ценного леса и наказать виновных.

«В беседе с нашим журналистом, –

заканчивал редактор, –

ваша дочь намекнула, что мечтает о профессии защитника окружающей среды. Коллектив нашей газеты подготовил официальное обращение ректору одного из лучших вузов Хабаровска, где имеется экологический факультет, с просьбой принять Летову М.Н. без вступительных экзаменов или на льготной основе. В результате коротких переговоров мы добились положительного ответа. Марине предстоит сдать лишь один экзамен. Она поступит при оценке не ниже тройки. Зная способности девушки, мы не сомневаемся, что она успешно пройдет вступительные испытания и станет студенткой».

В конверт были вложены распечатки с информацией об институте и рекомендательное письмо. Для уточнения деталей редактор просил перезвонить по указанному телефону.

— Садись есть. — Вера Ивановна налила суп в тарелки с зеленым узором, положила в плетеную миску порезанный хлеб.

Она очень гордилась дочерью — ее страстью и умением добиваться целей. Только вот цели ее требовали корректировки. Ведь хорошо живется не тем, кто увлечен благородной идеей, а тем, кто умело адаптируется под нужды современного общества. Профессия эколога не принесет ей высокого дохода. Не обеспечит безбедного существования. В самом деле, какое ее ждет будущее? Приковывать себя наручниками к воротам чадящих заводов? Бастовать с гринписовскими плакатами наперевес? Бросаться под китобойные суда? Если бы только дочка направила свои таланты в иное русло, насколько бы спокойнее стало у матери на сердце!

Мара отодвинула тарелку:

— Что‑то случилось, ма?

— Ничего.

— Я же вижу. Говори уже.

Вера Ивановна махнула рукой:

— Возьми письмо на подоконнике.

Дочитывая последнюю строчку, Мара уже знала, о чем хотела поговорить мама. И догадывалась, чем закончится разговор.

Ветер злобно трепал занавески. Из открытого окна тянуло сыростью — близилась осень. Днем по‑прежнему жарко, а ночи уже холодные. Марка плотнее закуталась в одеяло и в который раз прокрутила в памяти недавний диалог. Она плакала, беззвучно всхлипывая, и с каждой минутой все больше смирялась с уготованной ей участью.

Марка считала, что надо жить, ориентируясь на внутренние ощущения. Идти на поводу у нерациональных желаний, доверять сердцу…

— Это принципы ребенка. Я в твоем возрасте мыслила точно так же. Но рано или поздно приходится взрослеть и принимать законы, по которым живет общество, — сказала мама.

— Не обвиняй меня в жестокости, мне в сотню раз труднее, чем тебе, потому что я причиняю боль своему ребенку. Но мною движет одно стремление: сделать тебя счастливой. Позволительно играться с любимыми игрушками лишь до тех пор, пока не столкнешься с реальностью. А реальность заключается в том, что миром правят прагматики.

— Не драматизируй. Если ты получишь достойную профессию, у тебя останется время для хобби. Ты будешь обеспечена, поскольку станешь хорошо зарабатывать, и удовлетворена, поскольку не забросишь свое увлечение. В конце концов, подумай и обо мне! Я ведь скоро состарюсь и буду нуждаться в помощи, — сказала мама и заплакала.

Мара долго гладила ее по голове, а потом пообещала, что в следующем году, сразу после выпускных экзаменов в школе, поедет в Хабаровск. Выберет вуз и попробует поступить на факультет, предположим, менеджмента. И завтра же пойдет в библиотеку, возьмет учебники и начнет подготовку. Конечно же, экологию лучше оставить в качестве хобби. Так разумнее.

Марка вытерла слезы и встала с кровати. Не включая свет, достала из шкафа штаны и свитер, оделась. Стараясь не шуметь, прошла в прихожую, повернула замок и проскользнула в дверь. Стояла прохладная ветреная ночь. Где‑то во дворе лаяла собака, в канаве вдоль дороги надрывались лягушки. Два фонаря освещали маленький участок главной улицы и угол дома, дальше царила кромешная темнота. Ни одно окно не горело. Марка направилась в сторону леса.

Вскоре одноэтажные домишки остались позади. В густых сумерках серела гравийная насыпь на мосту, а речная вода казалась мутной, как протухший огуречный рассол. На поверхности то тут, то там расходились круги — рыба пировала, пользуясь отсутствием сетей и удочек. Девушка еле поборола желание прыгнуть в воду, нырнуть в глубину, а потом перестать грести и лишь осязать легкие удары рыбьих плавников.

Это все глупость и лицемерие. Мама говорила о компромиссе. Но Мара понимала: чем‑чем, а компромиссом отказ от мечты даже с натяжкой не назовешь. Она больше не заодно с рекой. Не заодно с лесом. Она выбрала путь современного человека, которому наплевать на все, кроме денег. И если вдруг в голову взбредет нелепая блажь стать ближе к природе, всегда можно купить аквариум, установить его под электрической лампой и любоваться экзотическими рыбками. Или приобрести хомячков, заточить их в клетке и беззаботно наблюдать, как они маются в тесном пространстве. Или бросить дворняжке кусок хлеба и брезгливо крикнуть «фу», когда та подойдет поближе, чтобы поблагодарить за щедрость.