Наверное, уже сейчас Марина представляла Агеева несколько иначе, чем прежде. Через месяц‑другой его образ окончательно деформируется и постепенно совсем сотрется. Она ведь не собирается писать ему или звонить, чтобы услышать голос, низкий и мягкий.

Черт!

Марина перевела взгляд на зеркальную дверцу шкафа и уставилась на собственное отражение. Прямая челка, безупречно уложенные волосы, умело подведенные глаза, делающие взгляд выразительней, коралловая помада, румяна на скулах. Холеный, ухоженный облик. Она выглядела моложе своего возраста. Привлекательная, независимая, успешная. Она могла собой гордиться.

Марина свернула фотографию на дисплее компьютера.

Раздался рингтон «Не думай о секундах свысока», установленный на номер Рябкиной.

— Летова, — поприветствовала ее подруга, — давай напьемся.

— Сегодня в семь у меня?

— Сегодня в семь у тебя, — подтвердила Рябкина и положила трубку.

И почти сразу же позвонил Адамов.

— Здравствуй, Тимур.

— Ты не забыла, как меня зовут, это радует, — откликнулся он.

— На самом деле я назвала первое попавшееся имя.

— Приятно, что мое имя — первое в списке случайных. Хочу тебя сегодня увидеть. Как насчет раннего вечера? Шесть? Семь?

— Извини, я уже пообещала подруге.

Адамов придал голосу траурные интонации:

— Какой удар!

— Утопи свое горе в вине.

— Утопленники — не моя специализация.

— Из утопленников не выкачаешь денег? — съязвила Летова и тут же устыдилась — цепляется к мужику на ровном месте.

Ее голос потеплел:

— Давай попозже, около одиннадцати. Я к этому времени буду уже пьяна, и ты сможешь воспользоваться ситуацией по своему усмотрению.

— Это даже лучше, чем мое предложение, — рассмеялся Тимур. — Наберу тебя, когда буду подъезжать. И кстати, скоро твой день рождения, какой тебе сделать подарок?

— Просто люби меня и будь со мной нежен, — хихикнула Летова.

— Может, лучше подарок?

Чайник тихо закипал. Микроволновка пискнула и отключилась. Марина вытащила тарелку с бутербродами с расплавленным сыром и поставила на стол, рядом с уже початой бутылкой водки. Рябкина налила спиртное в стопки, подвинула одну подруге:

— Давай не чокаясь.

Марина выпила, скривилась, закусила маринованным огурцом. Она бы предпочла более изысканный алкогольный напиток — мартини или вино, но Рябкина, адепт простоты и эффективности, привезла сорокаградусную.

— Что‑то ты совсем унылая, — сказала Марина, усаживаясь обратно на стул. — Проблемы на работе?

— У меня нет проблем на работе, — злобно буркнула подруга. — Моя работа и есть одна сплошная проблема, хрен бы ее побрал.

— Да что случилось?

— Этот серийный маньяк выносит мне мозг. Недавно новое убийство произошло, и снова никаких улик. Когда же эта тварь ошибется?

— Это тот, что у лифта брюнеток режет? — уточнила Летова.

— Он самый. Жертв не насилует, сувениры не берет, пальчиков не оставляет. Осторожный, сволочь.

— Жесть.

— Ты, кстати, на его любимый типаж очень похожа. — Рябкина прищурилась, разглядывая подругу, и даже голову набок склонила, как курочка, заметившая в земле червяка.

— Вот спасибо, теперь мне гораздо спокойнее будет заходить в подъезд собственного дома, — откликнулась Летова и потянулась за гранатовым соком, плеснула в стакан себе и подруге.

— Ненавижу себя за беспомощность. Чувствую себя куском бессмысленного идиота.

— Просто у тебя реалистичная самооценка, — не смогла не сыронизировать Марина.

Они неожиданно развеселись.

— Все тлен, — сообщила Рябкина, просмеявшись.

— Тот редкий случай, когда ты права.

Они помолчали. Рябкина покрутила в руках стопку, заглянула внутрь, словно не верила, что та пуста. Отставила ее.

— И еще этот муж первой жертвы, ну ты знаешь, о ком я, — не удержалась она, снова срываясь на наболевшую тему. — Все приходит и приходит, надоел хуже пареной репы. Спрашивает, надеется. Знаешь, что самое угнетающее в моей работе?

— Расчлененные трупы, кишки и кровища? — предположила уже захмелевшая Летова.

— Нет. К трупам привыкаешь. В конце концов, человек уже умер и ничего не испытывает. Самое угнетающее — это необходимость общаться с родственниками жертв. У человека горе, а ты вынуждена задавать ему вопросы, понимаешь? Смотреть ему в глаза и врать, что следствие продвигается, хотя никаких подвижек нет. — Она помолчала. — И если родственники время от времени надоедают с расспросами — не пошлешь ведь, жалко людей. Как вот того мужика шального. Понимаешь?

— Я его, кстати, видела недели две назад, когда с парнем одним гуляла, — вспомнила Марина.

Подруга приподняла бровь:

— С парнем? С этого места подробнее. Имя‑фамилия, место прописки, привлекался?

— Отвали, дорогая. Направь свой пытливый ум на маньяков.

— Резонно, — согласилась Рябкина и потянулась к бутылке. — Только что‑то не складывается у меня с маньяками…

Они снова выпили.

— Он фотограф.

— Что?

— Фотограф, — повторила Марина. — Из Магадана. Приехал на выставку. Мы с ним случайно встретились. Такая история забавная.

Алина Рябкина изучающе посмотрела на подругу — та редко откровенничала. Еще на первом курсе института они договорились не рассказывать друг другу о ничего не значащих интрижках. Вероятно, этот фотограф чем‑то зацепил Марину, раз она упомянула его.

— Эта история… — осторожно спросила Рябкина. — Хочешь поделиться?

Летова хотела.

В одиннадцатом часу приехало вызванное Мариной такси, чтобы отвезти изрядно напившуюся подругу домой.

— Классно посидели, — пьяно бормотала та, усаживаясь на пассажирское сиденье не без помощи Летовой. — И знаешь что?

— Что?

— Когда долго работаешь следователем, начинаешь понимать, что случайных совпадений практически не бывает.

— Ага. Это ты к чему? — нетрезво улыбнулась Марина.

— Это я про твоего фотографа. Если он появился вот так, свалился как снег на голову, значит, это для чего‑то нужно.

— Очень философская ремарка, — хихикнула Марина, поворачиваясь к водителю и протягивая ему наличные. — Доставьте ее по адресу, пожалуйста, в целости и сохранности.

— Погоди! — Рябкина высунула голову в окно. — Все спросить забываю — звонили тебе с повторными угрозами?