оставалось? Пошла молча и села на мягкий диван, за спинку которого безуспешно пытались переползти эти… существа.

Беринг развернулся к тому природному явлению, которое обозвал “Сором”.

– Только что ты нарушил условие. Я мог бы тебя тут же развеять, не вспоминая потом даже имя твое. Но ты служил еще моим родителям. Только это меня остановило сейчас.

– Она – человечка, и все это знают. Грязнуля, козявка, ее мы не звали.

Беринг снова вздохнул, отчего-то рассматривая потолок.

– Значит, придется проститься.

Поднял руку, очерчивая пальцами странный жест, словно вырисовывая в воздухе руну.

Стася много раз спрашивала себя потом: что ей двигало? И ответить уверенно себе так и не смогла. Она вдруг метнулась к Берингу, подпрыгнула и уцепилась в могучую руку сразу всеми конечностями.

– Не надо! Влад, не убивай его!

Тот удивился. Замер, потом развернулся, осторожно снимая с массивного предплечья внезапную преграду.

– Настенька, о чем ты? Убить можно только живое. А Сор у нас нечисть. Как бы тебе объяснить…

Он приземлил ее на пол, беря осторожно за плечи и развернул лицом к той самой полупрозрачной кучке мусора с большими глазами.

– Это злобное недоразумение – что-то вроде домашнего духа. Он отвечает за мир и порядок в доме. Помнишь, безобразную детскую драку на кухне? Так вот, это был он. И сейчас он тебя тут подставил. Так случается – все эти духи, они… как природа. Не добрые и не злые. Просто… они или с нами, или против нас. Сор одичал. Он должен нести наказание. Условие было нарушено, причем неоднократно. Он стал опасен для тебя, для детей. Я не могу это так вот оставить. Тебе его все еще жалко?

Настя стояла и пялилась на существо на полу. Она все еще спит?

Ущипнула себя за запястье и зашипела от боли. Именно этой рукой приложилась в падении крепче всего. Значит – не спит. Молча кивнула. Несколько раз – для уверенности. Жалко.

Ну вот что с ней поделать, скажите ему? Сначала чужие дети, ради которых эта малышка все бросила и перевернула вполне благополучную жизнь, как страницу. Теперь вот – жалость к озлобившейся кучке мусора. Он давно уже решил, что таких женщин в природе не существует. Женщин? Беринг, очнись. Она же совсем еще девочка…

Молчаливая пауза затягивалась. Стася осторожно освободилась из рук мужчины, сделала шаг в сторону кучки мусора и присела.

Что она делает? Зачем, это же…

– Малыш, прости нас. Ты не виноват, я знаю, просто так получилось.

Беринг красноречиво закатил глаза, ему явно было непонятно такое отношение к нечисти. Сделал шаг в сторону девушки, но та отмахнулась, заставив остановиться.

Сор сжался, превратившись в спрессованную горстку пыли, похожую на содержимое пылесборника пылесоса. Только черные глаза, очень странные, начисто лишенные белка, настороженно смотрели на Стасю.

– Иди сюда. Как там тебя? Кыс-кыс-кыс… фюить фюить… – она медленно протянула к духу ссоры и мусора приветливо раскрытую ладонь. Как к перепуганной насмерть зверюшке.

И случилось чудесное: сначала блестящие глазки разглядывали ее руку, будто бы размышляя. А потом Сор осторожно подвинулся в ее сторону. Беринг замер. Чтобы эта дикая нечисть тянулась к рукам? Небывалое происходило сегодня.

Ближе, ближе. И вот уже кучка мусора распушила ворсинки с пылинками и, прикрыв глазки, терлась о тонкую руку Насти, словно кот.

– Ай да умничка, а красавец какой. Ты же больше не будешь так, правда? Да если бы я только знала, что такие прекрасные существа живут в этом доме…

За спиной у нее раздалось перешептывание. Прочие мелкие жители этого дома, до этой минуты испуганно прятавшиеся от праведного гнева Беринга за диваном, выползали на свет.

Она медленно оглянулась в их сторону, не прекращая почесывать Сора, едва ли уже не мурлыкающего.

– Влад, ты обещал мне о них рассказать.

– М-м-м? – Беринг отмер. То, что происходило сейчас у него перед глазами, было чудом едва ли не большим, чем существование домовой нечисти (в представлении обывателя). – Ну, я так вижу, что ты справишься и без меня…

Никакой женской истерики, воплей и слез, страхов и обвинений. Девушка осторожно опустила колени, устроившись поудобнее, и приглашающе поманила все еще глазевшую на нее из-за стола нечисть.

И те пошли. Медленно, осторожно, словно к опасному зверю.

– Ну что, золотые мои. Будем знакомиться? Я не неряха и не козявка. Зовут меня Анастасия, Настя, Стася, если хотите. И я…

– Хозяйка этого дома и моя жена.

Не то, чтобы Беринг не выдержал (вспомнив сцену их знакомства с обменом паспортами), просто стоило-таки напомнить мелкой нечисти домашней о статусе этой невозможной девушки. Она сидела прямо на полу, подсвеченная со спины светом кухонного светильника, рыжая грива переливалась загадочными бликами, белая кожа как будто светилась. Влад с огромным трудом оторвал взгляд от этой картины, навязчиво вспоминая их поцелуй. Как мальчишка. Поймал на себе недовольный взгляд Насти и удивился. Что не так-то опять? Она тяжко вздохнула.

– Я понимаю, малышки: вы совсем нам не рады. Мы – гости нежданные, незваные. Но я же не знала о вас ничего, а некоторые, – снова взгляд недовольный, зеленый из-под пушистых и темных ресниц. – Не будем показывать пальцем, но мне ничего не сказали.

– Ну да, а ты бы поверила? Заходи, Нас-тень-ка, не пугайся, тут у нас нечисть мелкая вместо живности. Кузьмич вот с семейством, Анчутка и Сор. Так?

Смешно ему? Мог бы и так. Анчутку Стася уже видела, тогда, на реке. Или это другой был Анчутка?

– Теперь-то тебе что мешает мне о них рассказать?

И губки свои безупречные Стася поджала, испытывая его терпение.

Что ж, пришлось рассказать. Про Кузьмича – домового, про супругу его Бомку. И про сыночка, непутевого Потаню, что за печку ответственный.

Настенька молча кивала, а мелочь тянулась к ее искрящейся рыжим фигуре, как бабочки к огоньку.

И вот уже спустя полчаса, Настасья была похожа на Белоснежку в окружении гномов из сказки Диснея.

– О! Наська решила еще и нечисть нашу воспитывать?

В дверях гостиной показался заспанный Ванька.

“Нашу”, значит. Ну конечно. Мелкие в мгновение ока просто таки растворились, как и не было их. Минутная пауза. Настя злилась, Ванька торжествовал (ну конечно!), а Влад все раздумывал.

Не зря волею судеб пробил он тогда колесо, ой не зря… Приручить этих всех мелких и мстительных вредин одной женской ласкою? А сам-то он разве не дрогнул сегодня? Настенька… Сидит на полу, смотрит снова сердито, надулась. Солнышко его лесное. Вздохнул.

– Иван, два крыльца вне очереди за нарушение субординации. И прошу ко мне