– Юлия? – хриплый шепот, рассыпавшийся льдинками по позвоночнику.

– Да… – то ли всхлип, то ли стон.

Резкий рывок, короткая вспышка боли, вскрик, пойманный его губами. Я замерла, зачарованно прислушиваясь к ощущениям. Неведомым ранее, ошеломляюще прекрасным…

Жар его дыхания на шее, дрожь его напряженных сильных мышц, разгоряченная, чуть влажная кожа, плотно прижатая к моей…

Блаженная наполненность внутри, правильная, необходимая… Выбивающая слезы нежности к этому мужчине, еле сдерживающему страсть, желание двигаться резче, быстрее… И возбуждение, ставшее почти нестерпимым.

– Да… – сглотнула я, и растеряв слова, нетерпеливо шевельнула бедрами.

Он хрипло выдохнул и…

И не стало больше двух тел, переплетенных на огромной раскачивающейся кровати. Было одно на двоих тело, одно на двоих дыхание, одно на двоих громадное сердце, что бухало в немыслимом темпе, гнало общую кровь по общим венам. Воздух словно раскалился, окрасился огненными всполохами.

Мы поднимались выше и выше, быстрее, быстрее, и нечем стало дышать, и незачем…

Мир взорвался, я выгнулась дугой, и обмякла, погружаясь в ослепительное блаженство, немыслимое наслаждение…

Тело было легким и сытым, я медленно выплывала из сладкой неги.

Дежавю.

Голова моя лежала на плече магистра Рониура, рука совершенно по-хозяйски обнимала его торс.

Нет, не совсем дежавю. Убегать я сейчас не собиралась.

– Как ты? – раздался хриплый голос.

Как я? Что ни скажи, будет блеклым и невнятным. Для моего «как я» просто не существовало слов. То, что я только что пережила, было настолько острым и ярким, что удивительно, как я не потеряла сознание.

– Лучше всех…

Я вдохнула запах своего мужчины, блаженно зажмурилась и коснулась губами кожи. Она была горячей, влажной и немного соленой.

Сильные руки крепко обняли, потянули на себя и все это сладкое безумие началось заново.

Уснули мы далеко за полночь.

Я проснулась совершенно счастливой. В спальне магистра Рониура, в его кровати.

Только вот самого магистра в ней не было, а из-за двери раздавалось тихое звяканье посуды. Значит, он занимался нашим завтраком. Я тихонько вздохнула. Всё-таки хотелось проснуться рядом с ним, уткнуться носом в ложбинку на шее, вдохнуть его запах, а ещё не помешал бы поцелуй – полусонный, долгий и нежный.

Но, кажется, кое-кто не привык разлёживаться в постели.

Я выбралась из-под одеяла. Моя одежда аккуратной стопкой лежала на стуле. Но запаковываться в форменное платье не хотелось. Я без спроса залезла в шкаф и достала рубашку, умылась, покрутилась перед зеркалом, пришла к выводу, что выгляжу потрясающе, и вышла из спальни.

Завтрак был уже на столе, а магистр разливал чай по кружкам. И тут мне стало не по себе. Что, если сейчас он скажет: «Наш брак подтверждён, теперь всё в порядке» и продолжит разговаривать со мной так же прохладно и отстранённо, как и раньше?

От одной этой мысли сердце упало.

– Доброе утро, – прошептала я еле слышно.

– Согласен, – кивнул магистр Рониур, аккуратно ставя чайник. – Утро и правда доброе.

А в следующий миг молниеносным движением притянул меня к себе и поцеловал тем самым долгим и нежным утренним поцелуем, о котором я недавно мечтала.

Его руки прижимали меня все сильнее, а поцелуй становился все глубже и жарче, плавно перетекая из утреннего в вечерний, и, кажется, вот-вот грозил стать ночным. Кружилась голова, коленки подкашивались, только и оставалось держаться за него, крепко обнимая обеими руками, чтобы не упасть…

– Завтракаем очень быстро, – хрипло сказал он, неохотно оторвавшись от моих губ, и усадил меня в кресло. Я молчала, пытаясь прийти в себя… – Мы с третьим курсом на весь день выезжаем на полигон, так что выйти нужно пораньше.

Мы действительно быстро позавтракали. Конечно, мы и раньше ели вдвоем, но сегодня…

Сегодня было совсем иначе, словно минувшая ночь смыла мутную пленку обыденности, и мир взорвался красками, звуками и ощущениями – яркими, сильными, острыми. Никогда еще я не чувствовала себя настолько живой…

Упоительный аромат свежезаваренного чая, аппетитные запахи, пойманный теплый взгляд серых глаз…

Как же это, оказывается, здорово – сидеть утром за одним столом, изредка перебрасываясь фразами, подливать друг другу чай, словно невзначай касаться руками. И обмирать от восторга и сладкого чувства предопределенности, когда точно знаешь, что после длинного дня с его заботами и делами обязательно наступит один на двоих неторопливый вечер, за ним придет ночь, темная, жаркая, тоже одна на двоих. А впереди ждет целая вереница дней, до краев наполненных счастьем.

Поцеловав меня на прощание, Рониур ушёл.

До выхода на занятия оставалась уйма времени, так что я налила себе ещё чаю и долго сидела, попивая его маленькими глотками. В памяти одно за другим всплывали мгновения минувшей ночи – потрясающей, невероятной ночи, – отчего щеки горели, а губы сами собой растягивались в блаженной улыбке.

Наконец я поставила чашку, отнесла остатки завтрака вечно голодному Рыжику, отправила грязную посуду на кухню и пошла собираться.

Быстро побросав в сумку учебники и конспекты, я поискала глазами перо. Его нигде не было: ни в ящиках стола, ни в сумке, ни даже на полу под столом. Ну и куда оно подевалось? Я вспомнила, как притащила тяжеленный том по семейному праву на стол Рониура. Может, и перо заодно захватила, машинально?

Я с надеждой вернулась в кабинет. Книга по-прежнему лежала на столе, открытая на той самой странице. Я подняла её и разочарованно вздохнула. Пусто.

Может, оно закатилось куда-то под бумаги? Я сдвинула в сторону пачку исписанных листов и… застыла, не в силах ни пошевелиться, ни отвести взгляд.

На столе магистра лежал портрет рыжеволосой девушки. Высокие скулы, пухлые губы, вздернутый носик, дерзкий взгляд ярко-синих глаз и милые ямочки на щеках. Красивая, очень красивая.

Ощущение непоправимой беды оглушило, навалилось на плечи, мешая дышать. Ноги подкосились, я опустилась в кресло и прикрыла глаза, чтобы хоть несколько мгновений не видеть смеющееся лицо в обрамлении огненных прядей. Тщетно. Оно прочно врезалось в память.

Я ни секунды не сомневалась, что знаю, кто это. Покойная жена магистра Рониура. Эрмилина говорила, что он вдовец.

Я невидящим взглядом уставилась на портрет. В груди болело остро и резко, в голове навязчиво крутились мысли, разрывая на части мое глупое сердце…

Магистр Рониур хранит этот портрет не в каком-нибудь дальнем ящике, а на столе – там, где всегда может его видеть. Он до сих пор любит свою жену.