Имперские власти, вероятно предупрежденные венграми, уже приготовились к его встрече. Сам Белград лежал заброшенный со времени его разграбления крестьянской армией Петра за пять месяцев до того. Однако солдат пограничной стражи поспешил с докладом в Ниш, где находилась резиденция правителя Никиты и где Готфрида дожидался эскорт. Он сразу выступил в путь и встретил франков в сербском лесу на полпути между Нишем и Белградом. Меры по снабжению их армии уже были приняты, и она без помех продвигалась по Балканскому полуострову. У Филиппополя стало известно о прибытии в Константинополь Гуго Вермандуа и чудесных дарах, которые получили он и его сподвижники. Новости произвели такое впечатление на Балдуина из Эно и Генриха из Эша, что они решили поторопиться и прийти в столицу раньше основных сил, чтобы заполучить свою долю подарков, прежде чем явятся остальные. Однако прошел слух, причем не вполне безосновательный, о том, что Гуго держат узником, и Готфрид был несколько обеспокоен.

Около 12 декабря армия Готфрида задержалась у Селимврии на Мраморном море. Там крестоносцы, которые дотоле вели себя исключительно дисциплинированно, внезапно сорвались и в течение восьми дней опустошали местность. Причина беспорядка непонятна; но Готфрид попытался оправдать его тем, что это якобы случилось в ответ за пленение Гуго. Император Алексей незамедлительно прислал двух франков, находившихся у него на службе, Рауля Пельделау и Рожера, сына Дагоберта, чтобы образумить Готфрида и убедить его мирно продолжить путь. Это им удалось, и 23 декабря армия Готфрида прибыла в Константинополь и по просьбе императора расположилась лагерем за городом в верхней части Золотого Рога.

Прибытие Готфрида с большой и прекрасно экипированной армией поставило перед императорским правительством трудную задачу. Добиваясь своих политических целей, Алексей хотел заручиться преданностью Готфрида и затем как можно скорее отправить его опасное полчище вон из окрестностей столицы. Сомнительно, что император действительно подозревал, как предполагает его дочь Анна, будто бы Готфрид замыслил прибрать к рукам сам Константинополь. Однако городские предместья уже сильно пострадали от рук буйных приверженцев Петра Пустынника. Рискованно было оставлять их на милость армии, которая уже доказала, что может вести себя так же беззаконно, и к тому же была гораздо лучше вооружена. Но сначала император хотел добиться от Готфрида клятвы верности. Поэтому, как только герцог устроился у себя в лагере, к нему послали Гуго Вермандуа, чтобы уговорить его встретиться с императором. Гуго, вполне довольный отношением к нему со стороны византийского монарха, охотно взял на себя эту задачу.

Готфрид отказался от приглашения императора. Он чувствовал, что эта игра ему не по зубам. Позиция Гуго его озадачила. Его войска уже вступили в контакт с остатками крестьянской армии Петра, и в большинстве своем они оправдывали свой недавний провал предательством со стороны императора. Их рассказы повлияли на Готфрида. Как герцог Нижней Лотарингии, он уже принес присягу верности лично императору Генриху IV и, возможно, считал, что это не позволяет ему приносить подобную же клятву сопернику Генриха, восточному императору. Более того, он не хотел предпринимать никаких важных шагов до того, как посоветуется с другими вождями крестоносцев, которые, по его сведениям, должны были вскорости прибыть. Гуго вернулся во дворец, не получив для Алексея никакого ответа.

Алексей разгневался и неосмотрительно решил образумить Готфрида тем, что закрыл ему доступ к обещанным припасам для войск. Пока Готфрид колебался, Балдуин сразу же принялся совершать набеги на окрестности и прекратил, только когда Алексей пообещал снять блокаду. В то же время Готфрид согласился перенести своей лагерь из Золотого Рога в Перу, лучше укрытую от зимних ветров, где императорская полиция могла пристальнее присматривать за ними. Некоторое время обе стороны не делали никаких шагов. Император в достаточной мере предоставлял западным войскам снабжение, а Готфрид со своей стороны заботился о поддержании дисциплины. В конце января Алексей снова пригласил его к себе, но тот опять не пожелал связывать себя обязательствами до того, как к нему присоединятся другие лидеры похода. Он послал своего кузена Балдуина из Ле-Бурга, Конона Монтегю и Жоффруа из Эша во дворец выслушать предложения императора, но по их возвращении не дал никакого ответа. Алексей не хотел провоцировать Готфрида, опасаясь, как бы он снова не начал разорять страну. Позаботившись о том, чтобы у лотарингцев не было связи с внешним миром, он ждал, пока у Готфрида не кончится терпение и он не станет посговорчивей.

В конце марта Алексей узнал, что в Константинополь скоро прибудут другие крестоносные армии. Он почувствовал неободимость добиться хоть какой-то определенности и начал уменьшать количество поставляемых в лагерь крестоносцев припасов. Сначала он перестал выдавать корм для лошадей, потом, когда подошла Страстная неделя, рыбу и, наконец, хлеб. Крестоносцы в ответ стали каждый день совершать набеги на соседние деревни и в конце концов вступили в конфликт с печенежскими войсками, которые выполняли в округе полицейские функции. В отместку Балдуин устроил печенегам засаду. Шестьдесят человек было схвачено, многие из них распрощались с жизнью. Воодушевленный этим маленьким успехом и чувствуя, что теперь он обязан взять в руки оружие, Готфрид решил перенести лагерь и напасть на саму столицу. Ободрав до нитки и подпалив дома в Пере, где жили его люди, он повел их по мосту над верховьями Золотого Рога, подошел к городским стенам и атаковал ворота, которые вели в квартал Влахерны, где располагался императорский дворец. Едва ли он хотел добиться чего-то большего, чем просто оказать давление на императора, но греки заподозрили, что его целью было захватить империю.

Стоял Великий четверг 2 апреля, и Константинополь был совершенно не готов к нападению. В городе началась было паника, но ее удалось успокоить исключительно благодаря присутствию духа и спокойствию императора. Его до глубины души потрясла необходимость воевать в такой святой день. Он приказал войскам устроить демонстрацию силы, выйдя за ворота, но не обмениваясь ударами с врагом, а его лучники на стенах получили приказ стрелять поверх вражеских голов. Крестоносцы не стали продолжать атаку и вскоре ретировались, убив только семерых византийцев. На следующий день Гуго Вермандуа снова отправился урезонивать Готфрида, который в ответ обозвал его рабом за то, что тот так легко согласился на положение вассала. Когда позднее в тот же день Алексей прислал в лагерь гонцов, чтобы предложить войскам Готфрида переправиться в Азию до того, как Готфрид принесет клятву, крестоносцы напали на них, даже не пожелав выслушать. Тогда Алексей решил покончить со всем этим и бросил на врага дополнительные силы. Бывалые имперские вояки были не чета крестоносцам. После короткой схватки франки развернулись и бросились в бегство. Это поражение наконец-то заставило Готфрида осознать свою слабость. Он согласился и принести присягу верности, и переправить армию через Босфор.

Скорее всего, церемония принесения присяги проходила два дня спустя, в Пасхальное воскресенье. Готфрид, Балдуин и все главные сеньоры поклялись признать императора верховным владыкой над всеми завоеванными землями и передать византийским чиновникам все территории, которые прежде принадлежали императору. Император осыпал их деньгами и устроил в их честь пир. Как только с церемониями было покончено, Готфрид и его войска были на кораблях доставлены в Халкидон и отправились в лагерь у Пелеканона на дороге в Никомедию[45].