Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В любом случае, стратегия Уэстморленда трещала по швам уже в тот год. Президент Линдон Джонсон, объявив в конце марта о намерении не выдвигаться на второй срок, по сути, спасался бегством, столкнувшись с этой проблемой. Вы считаете, что рядовые солдаты столь глупы, чтобы рисковать своими жизнями, когда их главнокомандующий слинял? Менее чем через неделю, в апреле, в Мемфисе будет застрелен Мартин Лютер Кинг. Черные обратили свой гнев на белых, как в нашей стране, так и во взводах на поле боя. Спустя два месяца был убит Роберт Кеннеди — очередной смехотворный сюжет с некомпетентностью охраны и жалкими потугами скрыть правду. США охватили массовые беспорядки. Протесты лета 1968 года, когда вооруженные палками полицейские избивали белых и черных ребят во имя соблюдения закона и порядка, сигнализировали, что страна раскалывалась. Однако это было время зарождения консервативной волны с ее отвращением к новым свободам поколения 1960-х и культивированием образа мысли реднеков[58] «либо принимай правила, либо вали». В этом противостоянии угадывались тени Барнса и Элайаса. Гражданская война, которую мы помогли развязать во Вьетнаме, стучалась теперь и в наш дом.
Присущая нашей культуре Ложь стала первопричиной провала. Возможно, всему виной наша склонность к преувеличениям. В докладах командования и в фильмах мы пытаемся все раздуть, занося убитых мирных жителей в статистику павших солдат врага, приукрашивая самые заурядные действия в донесениях с поля боя. Я не хочу сказать, что во Вьетнаме не было места реальному героизму, но он был гораздо более редким явлением, чем хотели бы нас уверить СМИ и рекламщики в Пентагоне. Мы никогда не сталкивались с масштабными потерями, которые понесли немцы, русские и японцы во Вторую мировую войну, и поэтому у нас нет представления о том, что такое настоящая катастрофа. Да, многие из наших генералов, добравшихся до самого верха Пентагона, — крепкие орешки с состязательной жилкой, однако их образ жизни поощряет послушность и шаблонное мышление. Гораздо легче ладить со всеми, чем задаваться вопросами о том, что мы делаем и почему. Эти профессионалы, жаждущие повышения и «действия», склонны раздувать любой риск до размеров «главной угрозы» для нашей государственности. Впрочем, кто из нас не преувеличивает собственную важность, особенно когда речь заходит о деньгах? Однако из этого многократного индивидуального раздувания значимости и вырастает безумие с бюджетами на «национальную безопасность», исчисляемыми суммами от $700 млрд и выше, якобы спасающих нас от «беды». Тем не менее каждый из нас знает из личного опыта, что все работает иначе. Нельзя застраховаться от того, чего ты страшишься. Чем больше стараешься, тем более боязливым и неуверенным становишься. Результат — некое умопомрачение, требующее обеспечения полной безопасности в мире, где невозможно гарантировать безопасность для каждого человека. Лицемерие — даже больше, коррупция — вызывали и вызывают у меня отвращение тогда и сейчас. Это была одна из причин, из-за которой впоследствии я навлек на себя большие неприятности. Я критиковал наш образ жизни за готовность врать самим себе, за запугивание обывателей, которые теперь терзаются опасениями, что террористы прячутся в их ямах для барбекю, за рассуждения о том, что Россия подрывает нашу «демократию» коварными формами гибридной войны или что экономика Китая сжирает наши обеды своими палочками для еды. За мои 70 с лишним лет, с 1946 года до сегодняшнего дня, поток ахинеи и нагнетания страха никогда не прерывался, а лишь усиливался год от года. И таким образом мы сыграли с собой злую шутку. Шуты мы сами. Ха-ха-ха.
Мне было что рассказать, я это осознавал. Я не был героем. Как и вся моя страна, все мое общество, я позволил своему сознанию отправиться на боковую. Однако я мог по крайней мере рассказать правду о том, что видел. Это было лучше, чем… что? Чем это ничто — пустота бессмысленной войны и пустая трата моей жизни, пока наше общество затыкает себе уши воском, подобно команде Одиссея. Одиссей же, приказавший приковать себя к мачте, чтобы не броситься в море, следуя зову сирен, хотел познать это безумие. Хотя я и был удостоен наград за службу на благо страны, однако в действительности я замарался там, где мог бы и сопротивляться. Отправиться в изгнание и в тюрьму, как братья Берриган, Бенджамин Спок[59] и еще около 200 тысяч человек. Я был молод и мог сказать в свое оправдание, что ничего не понимал, оставаясь частью коллективного бессознательного своей страны.
Я очнулся только в 1976 году, когда мне исполнилось 30 лет. Я не был тем юношей, каким себе казался. Я стал порождением двух «отцов» — Барнса и Элайаса, олицетворявших эту расколовшую Америку войну. Я блуждал в потемках. Частичка меня онемела… умерла, убитая во Вьетнаме. Задуманная мною история рассказывала бы о лжи и военных преступлениях, которые совершались не только одним отдельным взводом, но и в духовном смысле каждым подразделением. В моем сценарии преступление совершалось во вьетнамской деревне. Сержант Барнс, слетев с катушек, убивает крестьянку, полагая, что она и ее соседи помогают противнику уничтожать его солдат. Второй сержант Элайас, ниже по званию, ополчается на Барнса и бросает ему вызов. Элайас отстаивает свою честь и принципы. Беззащитных мирных жителей нельзя убивать. Элайас намерен выдвинуть против Барнса обвинение в совершении военного преступления.
В доверительном разговоре однажды ночью в окопе Элайас открывается Крису Тейлору: «Знаешь, мы так долго надирали задницы другим людям, что, мне кажется, настало время, чтобы надрали задницу и нам». В моем сценарии (эти слова, к сожалению, не вошли в фильм) он говорил о «политиках, продающих нам очередную подержанную войну» и о том, что такие ветераны, как мы, должны помнить и никогда не забывать: «Вот почему выжившие помнят. Мертвые не позволяют им забыть». Именно поэтому, с моей точки зрения, Элайасу и предстояло оказаться среди погибших. Мы должны были принести его в жертву, потому что он был тем, что осталось от добродетельной Америки.
Америка больше напоминала Барнса, нежели Элайаса. Барнс проявлял осторожность, изворотливость и звериный инстинкт к выживанию. Он убивает своего заклятого врага Элайаса, представив это как гибель от «дружественного огня». Если он не пошел бы на это, то его бы привлекли к ответственности и разжаловали. Его военная карьера была бы разрушена обвинениями, выдвинутыми против него Элайасом. Я думаю, что на самом деле многие американцы встали бы на сторону Барнса. Разоблачители заслуживают смерти. Это изменники, подрывающее наше дело.
Я уже рассказывал, что пережил настоящее сражение, так и не увидев ни одного врага. Это была для меня поразительная ночь. В фильме мой персонаж Крис Тейлор совершает ужасный, но вызывающий уважение поступок. Он стал свидетелем того, как Барнс убил Элайаса. Это событие ожесточило его сердце. Под прикрытием продолжавшегося всю ночь сражения он отомстил за предательски убитого Элайаса и расправился с Барнсом, который уже был тяжело ранен и низведен до низменного животного состояния. Барнс ползет по окровавленной грязи джунглей, моля о смерти. Тейлор стреляет и оказывает своего рода милость Зверю, избавляя его от страданий.