Священные Сады Паретене были основаны еще под аурой кратисты Иллеи, еще до Войн Кратистосов. Говорят, что все наилучшие текнитесы ге и флоры — это женщины, именно их произведения остаются в истории. Сады сотворила Мария Анатолийка, Черная Голубка, та самая, которая вывела молочную пальму и песчаную пшеницу, серб и зербиго. Участок эгипетской земли она переморфировала таким образом, что теперь любое растение было способно навязать ему свою Форму — самые экзотичные экземпляры из самых далеких уголков Земли росли здесь в условиях приближенным к тем, что были в стране их рождения. (Уже во времена Навуходоносора часть Садов была закрыта панелями из воденбургского стекла, чтобы обеспечить дополнительную изоляцию), Софисты до нынешнего дня спорили, в чем конкретно заключалась морфа Черной Голубки, что такого сотворила она здесь с керосом.

Сады Партене были доступны для посетителей круглые сутки, оплата составляла двадцать драхм. Абель заплатил и вошел. От стоящей за самой оградой часовенки Паретене аллейка раздваивалась; дорожки шли в противоположных направлениях, по периметру. Внутри же него находились закрытые сады, остающиеся, как правило, под патронатом храма или высоких домов; снаружи располагались сады открытые, под патронатом Гипатии. Двадцать Второй Сад был садом внутренним, записанным на Птолемеев.

Царили сумерки, невольники зажигали лампы. Освещались только аллеи, идущие по периметру; сами же сады быстро погрузились в полумрак, сплетенный из миллионов подвижных теней. Проходя мимо часовенки, Абель поглядел над железной оградой — из северных садов море было видно превосходно, Большой Залив и остров Фарос, отраженный свет маяка прорывался сквозь ветви даже сюда. Тем не менее, Абель свернул к югу.

В такое время Сады посещались разве что ищущими уединения влюбленными; входные билеты ценой двадцать драхм были введены еще и затем, чтобы отогнать отсюда уличных проституток. Индийский Сад, Сад Хатата, Сад Антиподов — пользовались наибольшей популярностью. А вот в Ледовый Сад и Сад Садары приходил мало кто.

Абель прошел первый поворот. Возле каждой боковой аллейки стояла небольшая фигурка Паретене, по атрибуту, который та держала в руках, можно было распознать характер данного сада. Зенон сказал Абелю, чтобы тот свернул возле Паретене с драконом.

Но при этом он забыл сообщить, что это был всего лишь второй сад южной аллеи, так что Абель удивленно застыл при виде каменной фигуры женщины с чудищем. Пальцы юноши нервно сжимали мокрую от пота рукоятку канджара. Абель облизал губы, огляделся по сторонам — рядом никто не проходил, впрочем, какое это имело значение, увидит ли его кто-нибудь; дело как раз даже в том, пускай все увидят, как Абель Лятек, Абель Бербелек этим вот канджаром…

Со мной могло бы что-нибудь случиться, отец мог меня задержать и запретить идти, я мог заблудиться, ведь мне вовсе и не обязательно идти туда, как-нибудь да отболтаюсь, мне поверят — но при этом знал, что не поверят — ведь любой камень под ногой… я могу споткнуться в неподходящий момент… и на тебе, удар ножом между ребер… а врач не успеет… такой случается, Зенон рассказывал, что случалось — только случай не оказывает влияния на Форму, разве мог бы погибнуть Александр, упав с коня? — если вот сейчас я вернусь, а меня никто не видел, и никто и не узнает, что…

Абель оставил небольшую статую за собой, он уже находился у ограды сада, стальной герб Птолемеев — орел на молнии — горел в полумраке. Решетчатые ворота открылись еще до того, как Абель постучал. Зенон ждал возле привратника, готовый поручиться.

— Проходи, проходи, сегодня начали раньше.

Приятель угостил Абеля никотианой. Тот глубоко затянулся, пахучую никотиану он держал в левой руке; глянул — рука не дрожала. Он криво усмехнулся.

— Замечательно; я надеялся на то, что не придется ожидать.

На Земле Драконов, в Южном Хердоне росли гигантские деревья с похожими на змей стволами; их высокие кроны полностью заслоняли быстро темневшее небо. Дорогу указывали бумажные лампионы и эхо групповых вскриков. Абель с Зеноном шли за невольником, который нес на плече огромную амфору. Зенон подгонял Абеля, и они опередили доулоса6 — Пошли, пошли, увижу, по крайней мере, как там заканчивается! — С ветвей гигантских деревьев свисали гирлянды темно-фиолетовых лиан, покрытых слегка фосфоресцирующими красными цветами. Входя на поляну. Зенон бросил окурок вовнутрь одного из них. Тот тут же стиснулся в пурпурный кулак.

На поляне собралось около сотни человек, юноши и девушки, здесь явно не было никого старше двадцати пяти лет — в единоморфном совершенстве своих тел, дополнительно идеализированном щедро оплачиваемыми текнитесами, похожие друг на друга словно братья и сестры, все аристократы или же потомки родов, претендующих на древность, будущая элита Александрии, Дети Навуходоносора. Они смеялись, скандировали проклятия, оскорбления и приветствия, пили из хрустальных бокалов темное вино, курили в персидских трубочках сладкий гашиш. Кто-то сидел на траве у корней драконовых деревьев, несколько погруженных в ласках парочек вообще не обращали внимания на окружающих — но большинство стояло в широком кругу возле самого центра поляны, где один голый парень с ножом в руке гнался за другим, гонялся за таким же вооруженным ножом голяком. Над их головами висел круг алых лампионов.

Зенон с Абелем протискались в первый ряд. Зенон забрал у проходившего доулоса чару с вином.

— Ха! Так я и знал! Сердце мыши! — Сплюнув с отвращением, он протянул в сторону убегавшего забияки руку с пальцами в жесте Обернутых Рогов.

Абель заметил, что и другие выполняют точно тот же жест. Голоса проклинали трусость Гая и подгоняли Аксиндра, чтобы тот наконец-то догнал соперника. Абель отчаянно затянулся дымом, но никотиана не помогла.

Противники бегали по кругу, это должно было продолжаться уже приличное время, потому что они даже не бежали, а перемещались трусцой; Аксиндр, размахивая своим ножом, орал на Гая — багровый на лице Гай оглядывался через плечо. Ни на одном из них не было хотя бы царапины.

В какой-то момент Гай споткнулся и сбил с ног одного из зрителей, тот отпихнул его изо всех сил, и Гай упал на спину. Аксиндр подскочил к нему — сейчас он его убьет, подумал Абель — Гай отбросил нож, и Аксиндр поставил свою ногу ему на грудь. Оба тяжело дышали.

Толпа начал скандировать одно слово: По-ко-рись! По-ко-рись! По-ко-рись! — Форма ситуации была настолько сильной, что Абель не понял, что и сам начал выкрикивать это слово, момент должен был завершиться, такова очевидность: По-ко-рись! По-ко-рись!

Аксиндр придвинул грязную ногу к губам побежденного. Гай даже не колебался. Закрыв глаза, он поднял голову и поцеловал стопу победителя.

— Аксиндр! Аксиндр! Аксиндр! — скандировала толпа, а Абель вместе со всеми.

К победителю подбежали две девушки, начались объятия и поцелуи; лучащийся триумфом Аксиндр вздымал вверх чистенький клинок словно какой-то трофей; кто-то вручил ему кубок с вином, и он вылил его содержимое себе на голову. Все смеялись.

Гай же отполз за пределы светового круга красных лампионов.