– Он был славным воином! – сказал ротмистр Брюнхвальд. – Да упокоит Господь его душу.

– Да, он был славным воином, – согласился кавалер и, чуть помедлив, добавил: – Значит, ворота вы мне не откроете?

– Нет, не открою, передайте своим попам, Фолькоф, что о церковных ценностях до Рождества они могут не беспокоиться. С ними все будет в порядке.

– Черт с ними, с ценностями, оставьте их в церкви, – попытался прийти к соглашению Волков, – дайте мне только раку с мощами, ворота тоже не открывайте, спустите через блок на веревке. И я буду вам очень признателен.

– Фолькоф, прекратите, я подписал контракт, а значит, дал слово. Я ничего не могу вам отдать.

– Брюнхвальд, а кто-нибудь из магистрата с вами? Кто-нибудь помнит про ваш контракт?

– Никого нет, я давно никого из них не видел.

– Они, может, уже все мертвы, а те, кто еще жив, давно забыли про ваш контракт и сбежали из города.

– Может, и так, может, и так, да вот я не сбежал, и я помню про контракт. Этого достаточно, – отрезал ротмистр.

– Деньги предлагать вам бессмысленно?

– Бессмысленно, я охраняю казначейство Ференбурга.

– Брюнхвальд, я не могу уйти без мощей.

– Фолькоф, а я не могу их вам отдать.

– Кто-то из нас проиграет. И все из-за вашего упрямства, Брюнхвальд.

– Кто-то всегда проигрывает, Фолькоф. Из-за упрямства, из-за глупости, из-за денег. Но я по-другому не могу, я дал слово!

– Я вас понимаю, вы добрый человек, Брюнхвальд, но удачи я вам желать не буду.

– Фолькоф, не вздумайте пить воду из местных колодцев. Это все, чем я могу вам помочь.

Два старых воина поговорили. Волков отъехал от башни, стал на мосту, глядел в мерзкую воду и видел, как в канале, где стоят притопленные баржи и лодки, медленное течение колышет одежду на распухшем трупе.

К кавалеру подъехал капитан Пруфф.

– Этот мерзавец не желает открыть ворота? – уточнил он.

– Этот офицер выполняет свой контракт, – ответил кавалер.

– Взять цитадель не представляется возможным, полагаю, что лучше нам вернуться в Ланн, – заявил капитан.

– Полагаю, что вам следует поучиться выполнять контракт у того, кого вы назвали мерзавцем, – едко заметил рыцарь.

– Что? – Пруфф поднял бровь.

– Вы просили двадцать два талера, кажется, – начал вспоминать Волков, – не получите ни крейцера.

– Я…

– Мы договаривались на две недели.

– Я и мои люди считают, что здесь слишком опасно. В городе нельзя оставаться.

– Вы и ваши люди знали, куда шли. И договор был о двух неделях.

– Мне нужно посовещаться с моими людьми, – буркнул Пруфф раздраженно и поехал к солдатам.

– Ни крейцера, Пруфф, ни крейцера! – крикнул ему вслед кавалер.

– Что будем делать, господин? – спросил Ёган, когда тот отъехал.

– Позови попов ко мне.

Солдаты собрались вокруг Пруффа, и тот что-то им объяснял. А к Волкову подошли монахи, брат Семион и молодой Ипполит.

– Вам нужно уговорить остаться хотя бы часть солдат, – обратился к ним кавалер. – Говорите о том, что это дело богоугодное.

– Хорошо, – согласился брат Ипполит. – Буду говорить.

А вот брат Семион не сразу откликнулся, он немного подумал и потом заговорил:

– Их будет легче уговорить, если вы, господин, дадите им задание, чтобы они поверили, что вы идете с помыслом и знаете, что делать.

Этот монах не нравился Волкову с самой первой минуты знакомства, но сейчас он, кажется, говорил дело. Кавалер спросил у него:

– Что ты думаешь им предложить? Что за дело?

– Люди ваши все утро видят ужасы, адские видения. Вы крепки, господин, но не все подобны вам. Многие из ваших людей напуганы. Чтобы им успокоиться и понять, что и здесь можно сохранить живот свой, нужно найти для них место, дом, где они почувствуют себя в безопасности.

– Ты прав, а еще нужны бочки. Ротмистр из цитадели сказал, что воду из колодцев здесь пить нельзя.

– Ну что ж, тогда нас устроит винный дом некоего Коллети, мы мимо него проходили, – продолжил брат Семион. – Раз винный дом, значит, и место под бочки есть, да и сами бочки должны быть, а может, и вино имеется.

Монах опять оказался прав, кавалер вспомнил, что они совсем недавно проходили дом с вывеской торговца вином.

– И пойдем к людям вашим, господин, попробую донести до них всю богоугодность нашего подвига, – продолжил брат Семион и первый пошел в сторону солдат.

– Ишь ты, какой хваткий, – восхитился Ёган, и все двинулись за монахом.

И тут брат Семион был красноречив, но лаконичен. Подойдя к солдатам, он громко и четко, как с амвона, сказал:

– Добрые люди, пришли вы в этот ад ради подвига богоугодного, но не всем подвиг этот оказался по плечу, – солдаты и Пруфф его внимательно слушали, – тем, кто слаб и духом немощен, укора не будет и дорога назад открыта, с печалью в сердце отпускаем его. А тем, кто останется с нашим добрым господином, – монах дланью указал на Волкова, – пред вратами Господними будет что сказать о себе, – монах сделал паузу. – И еще: доля тех, кто уйдет, будет разделена на тех, кто останется.

Солдаты стали тихо переговариваться. Волков ждал их решения. А брат Семион ждать не стал и продолжил все так же четко и громко:

– Те, кто остается с господином нашим, проводите меня в наш новый дом, что когда-то был винным домом некоего Коллети. Требуется нам навести там порядок. Ибо станет он нашей святой крепостью в этом аду.

Солдаты немного еще посовещались, а потом к Волкову подъехал капитан Пруфф и сказал:

– Люди мои решили, что мы остаемся до окончания контракта.

Волков ничего не ответил. Он тронул коня и поехал вслед за монахом, который повел людей в их новый дом.

Уехал ли владелец дома или остался, было не ясно. В подвале, на складе, торговых покоях и в покоях жилых нашли семь трупов. И взрослых, и детей. Кавалер велел вытащить все тела на улицу и сжечь, а места, где они лежали, мыть с уксусом. Вернее, он подтвердил решение брата Ипполита. Богатство торгового дома было огромным. В подвале насчитали двенадцать двадцативедерных бочек вина и две бочки роскошного, зеленого, благоухающего оливкового масла. Волков мысленно прикинул, что тут только масла талеров на сорок. Также было множество крепких пустых дубовых бочек. У стен во дворе высились под навесами штабеля дубовых плашек, из которых собирались бочки. В подвале также нашлись старые сыры и вяленые окорока, Волков ел такие на юге, назывались они прошутто, добрая пшеничная мука, сушеные фрукты. Вопрос о провианте не стоял. Но оставался вопрос о