Может, поэтому, когда его классным руководителем стала Зоя Ивановна, строгая и властная дама, поведение и оценки его поехали вниз. Выручал голос. Зоя Ивановна набирала вокальную группу из своего класса. А Венечка с детства любил петь, и голос у него звенел, как весенний ручеёк, можно было заслушаться. Этим и сглаживалось их взаимное недопонимание. От «Беловежской пущи» в сольном исполнении Венедикта Зоя Ивановна даже плакала. Настолько пробирала её эта волшебная песня.

Но самым главным открытием для четвероклассника Венечки стал чистый и светлый, заливаемый по утрам яркими лучами солнца класс русского языка и литературы. Встречая ребят в своем классе, учитель Алевтина Николаевна доброй улыбкой сразу расположила к себе.

– Ну, мои хорошие, будем продолжать изучение русского языка. А также мы с вами окунёмся в большой и увлекательный мир художественной литературы.

За этими обычными словами Алевтины Николаевны открывался целый мир. Венечка самозабвенно зачитывался всем, что она задавала, заучивал наизусть стихи, стал брать из школьной библиотеки разные книги и читал их на задней парте во время других уроков.

Однажды Зоя Ивановна, которая вела у них географию, застукала увлекшегося чтением ученика.

– Тимофеев, что ты читаешь?

Он хлопнул книжкой и, сунув её под парту, поднял виноватые глаза на Зою Ивановну. Она, засунув руку под парту, достала толстый бумажный кирпич и, покачав головой, заговорила:

– Дюма… «Три мушкетёра»… Значит, Тимофеев, мой предмет тебя не интересует? Тебе по нраву шпаги и приключения? Ну что ж… Придётся принять меры. Урок для тебя окончен. Одевайся. И поезжай за родителями. Я вижу тебя здесь только с родителями!

Для Зои Ивановны послать за родителями было верхом педагогического воспитания. Это устрашающее действо было для многих суровым наказанием. Ведь надо ехать в свой посёлок или деревню, показаться на глаза матери или не дай бог отцу и уговорить ехать в город для выслушивания жалоб и замечаний классного руководителя. Накинув на плечи в безлюдной раздевалке свою курточку и натянув на голову вязаную шапку, Венечка выбежал из интерната и с чувством тянущего одиночества и непонятной вины поехал к матери.

На завод.

3

На заводе он бывал часто. Приходил мыться в заводскую душевую по выходным. Пробирался через дыру в бетонном заборе у железнодорожной станции – и на месте.

В клокочущем рокоте заводских агрегатов и работающих железнодорожных кранов, загружающих в вагон плиты, он тихонько пробирался к компрессорному цеху, где размещались пузатые, готовые вот-вот лопнуть, как ему казалось, компрессоры, качающие под давлением воздух по всему заводу для могучих прессов. В цеху уж Веньку никто не гонял.

Мать следила за компрессорами. Подливала масла. Смотрела за уровнем давления.

…Страшно было идти. Материнских слёз Венька боялся больше всего на свете. Но делать было нечего. Понёс повинную голову на материнский суд.

– Мам, привет, это я… Меня за родителями послали.

Мать смотрела на него с тревогой и беспокойством.

– Ты чего натворил?

– Книжку читал на уроке. Зоя заметила. Разозлилась…

– Есть хочешь?

…Венька уплетал бутерброды и пил горячий чай из железной чашки термоса, а мать смотрела на него с грустью и не могла решить, что же ей делать, как поступить.

– Мам, напиши ей записку. Что ты поговорила со мной. Я всё осознал. Больше не буду. А ты занята.

Так и сделали. Зоя долго вертела мамину записку в руках, точно денежную купюру проверяла – не фальшивка ли, прочитала и посмотрела на него:

– Сегодня репетиция вокальной группы. Через две недели у нас выступление в районном ДК. Ты – солист. Будешь учить новую песню: «Хлеба налево, хлеба направо, хлеба на счастье, хлеба на славу»…

Он качнул головой.

– А книжку можно у вас забрать?

– Держи. Дочитывай своих мушкетёров.

4

Весной, когда на совхозных полях, окружающих территорию интерната, зацвела сурепка, Веньку в очередной раз послали за родителями.

А провинность была ничтожная. Спать не хотелось. И мальчишки шумели, смеялись. Пришла Зоя Ивановна. Зажгла свет. Вывела всех на длинный ковёр мальчишеской спальни и, показывая пальцем на отдельных ребят, считала:

– Ты. Ты. Ты. Ты. Утром – за родителями!

С рассветом Венька собрался и вместе с Сережкой Орешонковым пошёл на автобус. На автостанции их пути должны были разойтись. Серёжке ехать под Малоярославец. Веньке своей дорогой. Подошёл автобус до Малоярославца. Стоял. Трещал коробкой с открытыми дверями. Сережка предложил:

– Поехали ко мне? А Зое скажешь, что мать не может приехать…

Думал недолго. Прыгнули в автобус. Хотели показать кондукторше свои школьные проездные. Она только махнула рукой. Мол, вижу и так, что интернатские. Форма одинаковая. Садятся на конечной…

В маленькой избе у Орешонкова было темно и сыро. Пахло сеном и скотиной. Родителей не было. Отец пас стадо. Мать на ферме. Придут только к вечеру. Серёжка порылся у печи в поисках еды. Нашёл чугунок с картошкой и немного хлеба. Стали жевать. Уставшие от долгой дороги – шли пешком двенадцать километров – скоро уснули крепким сном.

Проснулся Венька от истошных криков.

– Ах, твою мать, опять сбежал из школы, гадёныш! Ну, я тебе сейчас ввалю! Ты у меня побегашь, зараза! Иди сюды!

Отец держал заплаканного Серёжку за руку и вытаскивал из штанов ремень.

– Батя, не бей! Не буду больше! Не буду больше! – вопил Серёжка, виновато глянув на своего товарища. – Поеду учиться! Сичас поеду!

Отец, увидав в избе незнакомого мальца, замер на мгновение:

– Кто это?!

– Венька! Одноклассник! Мы с ним приехали…

– Так ты ещё и дружка приволок? Ну, тогда за двоих получай!

И ремень загулял по спине Орешонкова-младшего. Серёжка вопил. Просил пощады. Венька забился в угол. Ждал, что же будет дальше. Серёжка вырвался. Стал бегать по избе, прячась от отца. В этой беготне Венька улучил миг – выскочил из избы на улицу и побежал прочь куда глаза глядят.

Бежал долго, не оглядываясь, тяжело дыша. Опасался погони. Только бы уйти! Только бы на свободу! Бедный Серёжка! Не отец у него – чистый зверь!

Наконец, когда бежать уже совсем не было сил, ноги не слушались и дышать стало тяжело, он остановился, согнувшись, на обочине дороги. Оглянулся. Никого не было.

Через сутки, ночью, мокрый и голодный, полез в интернатскую спальню потайным лазом, через козырёк запасного выхода и форточку туалета. Проснувшиеся ребята стали кормить его сухарями, вытащенными из-за батарей. Девчонки дали компоту. Венька сидел на табуретке в умывальной в одних трусах, укутанный в белое типовое покрывало. Жевал сухари и согревался.