Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С самого начала тех дискуссий я заметил, что доводы тех шиитских улемов основываются на том, что содержится в преданиях, а не на рациональном мышлении.
(Пояснение: Уважаемые читатели должны учитывать то, что здесь рассказ ведется от имени Тимурленга, и понятно, что человек, подобный ему, не мог благосклонно относиться к шиизму, и потому подобная точка зрения не разделяется мною — Переводчик).
Когда я спрашивал их, на чем основываются их логические доводы, доказывающие превосходство шиитского учения, они выдвигали в качестве таковых предания. Через два месяца я наделил каждого из тех улемов-шиитов определённой суммой денег и лошадью с тем, чтобы они могли вернуться к себе на родину. Следует отметить, что центрами исповедания шиитского учения являются, в основном, Хорасан, Рей и районы на берегах Абескунского (Каспийского) моря, в других местах шиизма нет, там его можно встретить, разве что, в виде исключения. (Тимурленг ошибался, — в большинстве областей Ирана были последователи шиитского учения, в тех же областях проживали также и последователи суннитского учения, и, следует упомянуть, что в Иране никогда между шиитами и суннитами не возникало конфликтов, и они жили бок о бок подобно братьям. — Переводчик).
Весной следующего года дошло до меня, что эмир Сабзевара собирает войско, чтобы напасть на Мавераннахр. В ту пору я думал выступить походом в сторону России и сразиться с Тохтамышем, однако весть о том, что эмир Хорасана собирает войско послужило причиной, чтобы я принял решение вторично двинуться на Хорасан. За год до этого, когда я выступил на Хорасан, никто не узнал о начале моего похода, и я застал хорасанцев врасплох, однако годом позже мне уже не удалось повторить подобное. Год назад в Хорасане не было войска, об особенностях которого я бы не располагал сведениями, однако знал, что не следует считать врага незначительным и слабым, и того, кто недооценивает врага, неизбежно ждёт поражение. Поэтому, прежде чем отправиться в Хорасан, я сформировал большое войско, состоящее из ста двадцати тысяч воинов и разделил то войско на три части, взяв на себя командование сорока тысячью из них, сорок тысяч я передал под командование моему сыну Джахангиру, командование оставшимися сорока тысячью я возложил на второго сына Шейх Умара, который был моложе Джахангира.
Сыновьям своим я сказал, чтобы перед принятием любого решения они советовались со старыми и опытными военачальниками, служившими в войске каждого из них и не кичиться своей молодостью. Я сказал им, что мы вступаем в страну, полную врагов и на каждом шагу нас ждет в засаде хорасанец, вооруженный саблей или копьем, чтобы убить нас, и что если распылить войско во вражеской стране, оно легко может быть уничтожено, и поэтому следует передвигаться и воевать сплоченными отрядами, сосредоточенными в виде единой силы. Я знал, что на севере Хорасана живет несколько племен, отличающихся воинственностью. Некоторые из них проживали в районе Кучана, некоторые в Туркменской степи. Я не сомневался, что эмир Сабзевара воспользуется помощью упомянутых племен, поэтому я так спланировал свое вторжение в Хорасан, чтобы двигаться через Кучан в сторону Туса, затем повернуть на Сабзевар, а сын мой Джахангир двигался на Сабзевар через Эсфарин и Джавин, другой же сын, Шейх Умар, шел на Сабзевар через Туркменскую степь и Мазинан. Таким образом мы могли держать под контролем все племена на севере Хорасана, чтобы при малейшем проявлении враждебности с их стороны, незамедлительно уничтожить их. Несмотря на то, что была весенняя пора и было много травы, особенно на склонах гор, холмах и пастбищах, мы вынуждены были кормить лошадей сеном (сухим кормом), так как лошадь, которая пасется весной среди зеленых трав, не в состоянии совершать длительных переходов. По этой причине заготовка провианта для ста двадцати тысячного войска, двигающегося тремя сорокатысячными частями, имела исключительную важность. И для заготовки провианта и фуража следовало снаряжать не менее тысячи всадников, так как во враждебной стране, солдаты таких отрядов по заготовке провианта и фуража, если они слабы и малочисленны, непременно гибнут.
Мы были вынуждены грузить и везти с собой часть провианта и фуража как для лошадей, так и для себя, а остальное добывать по дороге, поскольку жители деревень и сел на нашем пути не проявляли готовности добровольно представлять нам фураж и продовольствие, приходилось с боем вступать в селения, захватывая силой амбары с пшеницей, сеном и просом и убивать всякого, кто при этом оказывал сопротивление.
Дойдя до Кучана, я встретил там мужчин, высоких ростом и мощных телом, которые все еще ходили в войлочной одежде, так как весной в Кучане было довольно прохладно, в руке каждого из них можно было видеть длинную, здоровенную дубину, которую они носили, положив на плечо. Они не пытались напасть на мое войско, однако из взглядов, которые они бросали в нашу сторону было видно, что они не боятся нас. Некоторые из них были светлоглазыми и светловолосыми и говорили на языке, не походившем ни на фарси, ни на арабский, выяснилось, что это курды, и что они когда то переселились из Курдистана и осели в Кучане.
Так как мужчины-курды отличались физической силой, я пригласил нескольких из них и с помощью переводчика побеседовал с ними, спросив не желают ли они вступить в мое войско. Они спросили, кто я такой. Я ответил им, что я — Тимур, правитель Мавераннахра, и что вскоре стану так же и правителем Хорасана. Курды сказали, что они не хотят оставлять своих жен и детей и не видят необходимости в том, чтобы становиться воинами. Кроме того они объяснили, что у не могут бросить своих овец, выращивая их они обеспечивали свое пропитание. Хотя курды Кучана и были могучими, они выглядели безвредными, и я перестав опасаться их, отправился дальше, в сторону Туса. В Тусе я вновь посетил могилу Фирдоуси, посмотреть установили ли на ней надгробный камень и увидел, что имя и сведения о великом поэте высечены на том камне на арабском языке, хотя он в свое время писал свои стихи на персидском. Я велел поменять надгробный камень, чтобы надписи на нем были высечены на двух языках — арабском и персидском.
Затем я двинулся на запад, и, достигнув Нишапурской степи, увидел, что сам Нишапур разрушен, однако поселения и деревни вокруг него обжиты и благоустроены. Миновав Нишапур, я велел войску передвигаться в полной
