Кате было стыдно за свою слабость, он уходил, она плакала, искала мучительно ответ, почему ей нравится быть жертвой, она искала причину своего мазохизма, зачем этот странный человек зашел в ее жизнь, где корень ее болезненной страсти приближать к себе всякое говно, плывущее к ее берегу.

В обед она проснулась, солнце пробилось сквозь балконную дверь, и легкая занавеска пузырилась парусом, она представила яхту в океане, где она скоро будет лежать на раскаленной верхней палубе, и капитан принесет ей ледяной мохито, капитан будет в белоснежных шортах, босиком и с улыбкой печального Малковича, она не любила голливудских карликов типа Круза и Питта, она любила взрослых мужчин, неспортивных, как Вуди Ален, и С.С. был из этой породы, и тут в дверь позвонили, грубо, решительно и надоедливо.

Она никого не ждала, но шкурой своей она почувствовала, что пришел ее скелет, он всегда приходит синхронно переменам в ее жизни, он звонил, она не открывала, он звонил опять, потом начал стучать ногой в дверь, потом зазвонил телефон, она увидела три шестерки и выключила телефон.

Он видел открытую балконную дверь, он знал все ее привычки, она всегда запирала все окна и двери, когда уходила.

С верхнего этажа спустился мужик с бойцовой собакой и сказал, что сейчас вызовет милицию, собачка грозно рычала, и скот сбежал вниз, поджав драный хвост.

Он еще с полчаса мотался под ее окном, не мог смириться с потерей добычи, а потом набрал какой-то телефон и уехал к очередной жертве демографии.

Катя пошла в душ и долго смывала следы фантомной грязи скотского общения, ее душа пела, она не уступила, один шаг к освобождению был сделан.

Через три дня она уезжала, и дел у нее еще осталось много.

С.С. сел в машину, водитель, как всегда, попытался обсудить новости, которые он часами слушал на «Эхе» и у Доренко, он был полон информационным дерьмом и желал вывалить его на голову умиротворенного С.С., но С.С. был строг и непреклонен.

Он не переносил это ебучее радио, где самоутверждаются люди, которых дома слушать не желают даже те, кому они приносят свою зарплату.

С.С. считал, что нормальный человек разговаривает только с теми, кого видит и слышит, нести всем подряд с утра до ночи всякую пургу считал болезнью, а публичную демонстрацию своих душевных надрывов и испускание ядовитых газов в пространство считал экологическим преступлением.

Он коротко сказал водиле: «Рули, ебаный политолог» — и закрыл глаза.

С.С. давно заметил, что, когда он закрывает глаза, к нему приходит невидимый лев, и он знает его, это его страх перед будущим.

Он не сошел с ума, всадники Апокалипсиса не скачут у него в голове, и он не смотрит передачи о конце света.

Просто ежедневная суета часто вводит его в ступор, вот ты живешь, закон не нарушаешь, заповеди соблюдаешь (не всегда и не все, кто не без греха), а беспокойство постоянно пронизывает холодным ветром.

Оглядываешься по сторонам, ищешь причины, вроде никто не ждет за углом с дубиной справедливости, ан нет, только расслабишься, тут же какая-то гадость шасть — и ты уже не счастливый гражданин с усредненными пороками, а преступник, укравший у родины закон и порядок.

Эта постоянная собранность, заточенность на агрессию утомляет, отравляет мгновения единственной жизни.

Покой и безмятежность наступают только за границей, где не страшно ночью гулять у моря, и, если специально не искать притоны и очень злачные места, такая жизнь может показаться раем.

Выдержать постоянный рай можно, только если ты умер, а если нет, то терпеть это можно две недели. Его предел был — неделя без капли нашего повседневного яда, без толики ада, когда ты проклинаешь все и всех, а потом приходишь домой, и покой ощущается счастьем, а его много не бывает. В своем доме он считает себя неуязвимым, но только днем, ночью приходит невидимый лев.

Еще утром все было хорошо, он шлялся по дому в трусах и в одном носке, варил себе макароны, представлял себя то Габеном, то Делоном (ему нравились оба), но он знал про себя все, он знал, что он никакой не лев.

Он зайка, маленький серый зайка с седыми яйцами, но он им был только наедине с собой, а днем, при людях, он раздувался до льва, и рычал, и махал лапой, и даже пытался нападать на других особей, без клыков и рогов…

А дома он сдувался, и превращался в зайку, и очень любил мыть посуду, хотя есть машина и домработница, и еще он любил готовить себе, хотя жена презирала его за это, считая, что мужчине не место на кухне.

— Ты скоро шторы будешь гладить, мужчина должен зарабатывать, а не варить гречневую кашу, — шипит она с отвращением, когда он в воскресенье мешает себе кашку, под бубнеж Урганта с его постоянно вымученной веселостью, мальчик он способный, но такое веселье нон-стоп может закончиться депрессией.

Машину качнуло, он резко подался вперед и открыл глаза.

Невидимый лев уйдет за холм, но вернется ночью, когда мгла окутает город, а Ваня уедет на очередной корпоратив, смеяться за очень большие деньги.

С.С. надо собраться и сыграть очередную роль, ведь он не артист, он человек, играющий в день сто ролей и сам себе режиссер и сценарист, и получает он в конце не всегда аплодисменты, может быть, отхватит даже люлей и под стук собственных копыт покинет сцену, где проходит его жизнь.

С.С. увидел ворота родной дачи и включил насос самооценки, ему три часа необходимо было побыть львом, отцом и супругом и дать всем домашним (включая персонал и братьев наших меньших) уверенность в завтрашнем дне.

Он сам такой уверенности не имел, как быть уверенным в завтрашнем дне, если ты не знаешь, чем закончится сегодняшний.

Воскресный обед в семье прошел на высшем уровне, в нем приняли участие следующие персонажи: тихая, почти воздушная лань — жена, порхавшая над ним, как пчела, она опыляла его нектаром из пяти смен блюд, и сын с невесткой, которые смотрели ему в рот, ожидая очередного подаяния в виде крупной зеленой котлеты на новое авто, и время от времени засылали внучку на колени дедушке для размягчения сердца.

Девочка была удивительно хороша, он щипал и нюхал ее кудряшки и терял сознание, слева свой теплый язык совала собака, надеясь на свою законную кость, припрятанную до времени в багажнике.

С.С. сладко жмурился, все было безмятежно, и только чавканье двоюродного брата жены, заехавшего попросить денег на операцию, слегка раздражало, он терпел, он давно терпит ее родственников, считающих, что он должен поделиться с ними своим счастьем.

С.С. все понимал, родственники — святое, но почему он должен каждый месяц удовлетворять все растущие потребности людей, которые не желают жить на свои?

Ну зачем племяннику юзаная трешка «БМВ» в Туле, если он может ездить на новой «десятке» в свой институт, который С.С. оплачивает уже шестой год.