Сегодня Кате водитель С.С. привез паспорт и остальные документы на поездку, у нее уже два дня как был собран чемодан, и она уже в своей голове уехала, но оставалось еще два томительных дня.

Редкие разговоры с этим странным мужчиной в последнюю неделю заставляли ее нервничать, он был ей непонятен, она иногда с трудом настраивалась на его волну и не различала, когда он шутит, а когда говорит серьезно.

Ей всегда трудно было начинать отношения, даже маленькие приключения в каких-то пьяных барах и клубах, она почти всегда знала, чем закончится любое приключение, иногда наваливалась такая тоска от неопределенности своей жизни, и тогда Катя начинала выпивать дома одна, но после второй бутылки в ней открывался кран, и тогда ее энергия хлестала, как прорванная батарея под утро, она летела в злачное место и плясала, не видя никого, и кто-то ей всегда предлагал в такие часы слиться в экстазе.

Иногда такое случалось, но она в этом не участвовала, просто отдавалась чужой воле, она когда-то поняла, что для нее раздвинуть ноги ничего не стоит, если это не человек, к которому ты испытываешь чувство, а так, гормон радости должен жить в человеке, независимо от средства доставки.

Она никогда не продолжала такие спонтанные отношения, и были случаи, когда люди, встретившие ее в такие часы, страшно удивлялись, почему она их не узнает. Она плавно съезжала со скользкой темы, оставляя партнеров в недоумении, а потом она прочитала в одном журнале, что есть такая порода женщин, для которых нет сакральности в проникновении без чувства, так себя ощущают проститутки, защищая свой мозг от насилия.

Она считала до этого, что это дефект ее личности, а узнав причину, перестала съедать себя по этому поводу, ведь есть люди без обоняния, дальтоники, без абсолютного слуха — и ничего, никто не вешается и не умирает от отсутствия свойств, которых им не дала природа.

Она пила уже вторую бутылку, и ее жесткая конструкция, заточенная на повседневную самодисциплину, рушилась на глазах, но она не хотела перед поездкой идти по привычной схеме, срываться и плясать в угаре до утра в случайном притоне, а потом оказаться в туалете в руках кого попало.

Она прилегла, надеясь просто заснуть и проснуться опять в клетке обузданных желаний.

Сон не шел, она включила ноутбук и увидела, что в Сети бродит толпа неприкаянных. Оказывается, в бессонном мире много неспящих душ. Они смотрят кино, перебирают фотки, свои и чужие, пьют вино и много курят, они все время заняты и тверды в своих убеждениях, и все, что у них есть, сделано своей головой и своими руками, но они не спят, даже если страшно устали, и все потому, что рядом нет близкой души, и причина их вынужденного одиночества — не высокомерие, не желание иметь рядом только нечто совершенное и первоклассное, совсем нет, они просто не могут переступить через себя, сказать себе, ну чем тебе не хорош тот или этот, да нет, он хорош, и она замечательна, но это чужое, это не мое, их с детства учили чужое не брать, не читать чужих писем, не шарить по чужим карманам, и поэтому им сложно найти близкое и подобное, но им хочется бесподобного, как в чудесном кино, которое они любят, как в книгах, которые фильтруют возможное из невозможного.

Не то, не мое, из другой сказки, разум и смирение ответа не дают, вот поэтому они не спят, следуют за тенями придуманных когда-то героев, которые по улицам не ходят и не заходят в кафе, где они сидят бессонными ночами.

Она попробовала вступить в разговоры тех, кто не спит, с ходу ничего не получилось, да и как найти ту волну с чужими людьми, если они сами не могут найти себе место.

Она резко встала и полетела в круговерть звуков, нерастраченных энергий в поисках гормона радости, эндорфинов, как называют их ученые, спящие всегда дома.

С.С. тоже не спал в эту ночь, что-то мучило его, он набрал Катю, она что-то нервно ему говорила, вокруг был как-то шум, орала музыка, слышались пьяные голоса и крики людей, которые были на пороге к звериному облику.

Ему стало страшно неприятно, что его женщина, на пороге прекрасного путешествия, отрывается в злачном месте глубокой ночью в пьяном виде, а возможное продолжение этого вызвало в его голове небольшой ядерный взрыв.

Он знал за собой грех немотивированной ревности, его воображение всегда рисовало картины с ужасными подробностями, где люди, к которым он был неравнодушен в этот момент, совершают невыносимое.

Он прилег, сна не было ни в одном глазу, самолюбие не позволяло перезвонить и спросить прямо, что происходит.

Он стал писать сценарии оргий, которым предается его пассия в данный момент, нет такого режиссера, который бы утолил его фантазии, такие минуты он ненавидел больше всего, но в какой-то момент он понял, что если он не остановится, его попытка попробовать в последний раз просто рухнет, — он сам себя накрутит.

Он пошел в кухню, взял из холодильника антидепрессант и стал водкой вытеснять свои отрицательные эмоции. Боль постепенно притуплялась, и мозг двинул в бой последние аргументы.

Никто не знает, как заканчиваются отношения, все помнят, как все начиналось: взгляд, прикосновение, столбняк первого удара сердца, когда ты видишь ту, что переворачивает твою жизнь.

Но, когда все еще хорошо, когда в каждой встрече еще звенит натянутой струной каждый нерв, вдруг ниоткуда в кадре оказывается сбитый каблук, заусеница на любимой руке, просто неловкое движение при объятии.

Локоть ее попадает в солнечное сплетение, и на миг не хватает воздуха, и меркнет свет в твоих глазах, а потом через минуту все проходит и снова воцаряется счастье, и радость встречи затмевает неуклюжее движение той, которую еще любишь.

И уже потом, когда похмелье свидания проходит, что-то начинает жужжать в ушах, царапать в горле, как перед простудой, и ты гонишь от себя раздражение, отводишь от себя чуть родившуюся злость за небрежное слово, ранящее резко, за смешок в не самое веселое время, за пустяк, который стал поводом для титанической ссоры из ничего.

Раньше ты бы даже не заметил этой соринки в ее глазах, утопил бы ее в реке поцелуев, а теперь не так.

Теперь ты жаждешь разобраться, разложить до атомов хрупкую конструкцию, кристаллическую основу отношений, а она не терпит такого насилия, она может рухнуть от такого исследования кувалдой обидных слов, взглядов полной злобы, за пустяк, за тяжелый чемодан бессмысленных вещей, за часовое ожидание в супермаркете, за чрезмерно короткую юбку, которая еще вчера очень нравилась.

Песчинка разрушения еще на пике горы, она невесома и не может поколебать гнездо, слепленное вашей любовью, но налетает дикий ветер, и наночастица ненависти становится первым булыжником, слетающим вниз с горы, которую вы вместе покорили, и вот уже другие камни рушатся вниз, сбивая все построенное за долгие годы.

Все сносит поток, гнездо, уважение, вместе прожитые радости, пережитые беды, все проносится с пылью, и через мгновение все лежит у основания горы, с мусором старых вещей, скелетов, выброшенных из старых ненужных шкафов, все обнажилось, вылезло изо всех антресолей, где их бережно сложили, чтобы не тревожить явь, прекрасную и томительно сладкую.