– Стражи стали пропадать.

Я секунду обдумал это.

– Они же и раньше не возвращались с миссий?

– Они погибали, Эжен, – сурово ответила бабуля. – А за последние пять лет уже семь стражей просто-напросто испарились, всего лишь собирая таффрук. Указом императора стражам запрещено трогать жителей Сожженных земель.

– А сигналы?..

– Ничего. Как будто стражей никогда и не существовало. И вот вы возвращаетесь и сообщаете, что подозреваете Терри в предательстве. А принц Исметра убит, но подтвердить, что убийца не ты, никто не может.

– Но разве ты не рассказала о секретной миссии?

Бабуля вздернула подбородок:

– Конечно! Но эти придурки из Совета решили сами тебя проверить. Им плевать на отчеты, твою длительную подготовку и мое заступничество. Так что тщательно причеши свои мысли, внучок.

Она отставила трость и бодро зашагала к лестнице. Поднявшись на три ступеньки, бабуля прикрикнула:

– Ну, чего стоишь?! Старуха тебя давно обогнала!

Я улыбнулся, рассеянно пригладив волосы. Во дела…

Меня проводили в гостевую комнату без окна и оставили, забрав все личные вещи. Я с тоской подумал о блокноте, но заставил себя подавить эти мысли.

Наверное, чего-то такого и стоило ожидать.

Разбудил меня громкий стук в дверь – за мной пришли стражи.

Ночь прошла без сна, и к утру, совершенно вымотавшись, я задремал на четверть часа, отчего сейчас чувствовал, как в голове протяжным звоном растягивается боль.

Меня считали преступником. Нет, не так. Меня подозревали в измене! Никогда не думал, что попаду под подозрение…

Но, видимо, за пять лет изменилось многое.

При мысли о том, что меня вновь могут заключить в темницу, под ложечкой засосало. Я подавил желание закричать и сделал пару выпадов, проверяя подвижность суставов.

Решительно открыв дверь, я улыбнулся стражам и весело поинтересовался:

– А наручники наденете?

Один из них фыркнул и бросил мне, пропуская вперед:

– Брайси Эжен, вас сопровождают на суд Совета. Пройдите вперед, пожалуйста. Наше присутствие лишь формальность.

Мы спустились на первый этаж, прошли мимо высоких окон. Я смотрел на знакомые картины на стенах, отсчитывая шаги.

Пять.

Десять.

Тридцать четыре.

Возле серой двери стоял еще один страж. Один из моих сопровождающих постучал в дверь и отворил ее: мы пришли в комнату для допросов.

Небольшое помещение с тремя светильниками. Под самым потолком два окна, неяркий свет льется на каменный пол. Длинный стол вдоль дальней стены. За ним сидели четверо: уже знакомый мне секретарь, двое светловолосых мужчин и женщина с ярко-рыжей копной волос, собранной в хвост.

Слева, возле стены, стояла бабуля, сложив руки на груди. Она встретила меня хмурым взглядом. Ее тростью поигрывал Релл, сидевший рядом. К стене возле его ног был прислонен чемоданчик.

А посреди комнаты, вытянув по уставу руки, спиной ко мне стояли Эйд и Каро. Я заметил, как мелко дрожат плечи последнего.

Секретарь заносил замечания в бумаги перед ним. А женщина, сцепив руки в замок, пристально смотрела на Эйда и, на мгновение прервавшись, продолжила:

– Ваши показания приняты, командир Эйд, теперь же дадим возможность ответить брайси.

Ее тонкие губы растянулись в улыбке. Эйд и Каро поклонились и отошли направо, к длинной скамье. Я бросил искоса на них взгляд. В полутьме сложно было разглядеть выражения их лиц, но что-то странное было в походке Эйда. Какая-то непривычная расслабленность.

Я вошел, поклонился по уставу и представился:

– Брайси Эжен де Мораладье прибыл, уважаемый Совет.

Дверь заскрипела и затворилась. Я моргнул.

Мужчина, сидевший вторым после секретаря, откашлялся. В его темных глазах не было и капли жалости.

– Эжен де Мораладье. Вы обвиняетесь в государственной измене, а именно: пособничестве мятежной организации «Сопротивление», помощи существам с Сожженных земель, и являетесь одним из подозреваемых по делу о вторжении в Бастарию. Согласны ли вы с обвинением? – произнес он.

– Нет, – тихо ответил я, склонив голову.

– Согласны ли вы пройти процедуру или признаете вину?

– Согласен пройти процедуру, – покорно ответил я.

– Члены вашего отряда уже прошли процедуру. Если ваши показания будут отличаться, вас признают виновными. Еще раз повторяю, признаете ли вы вину?

– Нет, – повторил я.

Человек кивнул. Сидевший справа старательно записывал за ним все, что тот говорил.

Релл встал и, подойдя ко мне, сказал:

– Расслабь плечо.

Я быстро сделал, как велели. Релл задрал короткий рукав футболки, блеснула игла, и с легким уколом мое плечо пронзила острая боль, постепенно поднимавшаяся все выше и выше. Я с шипением выдохнул воздух и потянулся к ранке, которая стала нестерпимо чесаться.

– Тихо-тихо, страж. – Бородач ловко перехватил мою руку.

Плечо онемело. Боль почти утихла, а затем сердце пропустило удар.

В животе заурчало. Язык вдруг стал тяжелым, я попытался сглотнуть подступившую слюну, но почувствовал, что не могу. Звуки словно покрылись ватой, мягкой, густой ватой. Я повернулся к бабуле, смещая взгляд с членов совета на стену, и они поползли полосами за взглядом, дробясь и размываясь.

Я хихикнул.

– Ну-ка! – послышалось издалека. А потом кто-то оттянул веко и посветил мне прямо в глаз.

Свет ослепил, раздваивая и растраивая и так расплывшиеся образы.

– Сколько пальцев видишь?

Я попытался сфокусировать взгляд. А затем опять хихикнул. Ну надо же! Думает, я считать не умею? Но все же сосредоточился и на мгновение разглядел перед собой руку.

– Два-а-а.

– Готов. Забавная побочка. Первый раз такую вижу.

– Гото-о-ов, – протянул я за ним и снова хихикнул.

– Усадите его.

Тело ухнуло вниз.

А знаешь, после сотого удара кнутом я на секунду вырубался, но продолжал видеть твои золотые глаза. Вся моя жизнь прошла вокруг служения и долга, я делал вид, что равнодушие – мое второе имя, а глупость – первое. Я видел, видел, с каким презрением ты смотришь! Я знал, что так нужно. Вы думали, что я связан клятвой стражей, поэтому молчу, даже под самыми тяжелыми пытками. Да и пытки эти… Не так уж они и тяжелы были. Просто я мог стать расходным материалом, пленным, которого без зазрения совести можно было обменять. Вам нужен был дурачок-Эжен. Тебе нужен был дурачок-Эжен, в твоей власти, чтобы чувствовать месть за всех убитых существ, невинных, без вины обреченных.

Я жалел их. Жалко-жалко-жалко, как же жалко! Такие прекрасные! Такие необычные! Зачем, зачем их убивают? Но стражи… стражи нужны для равновесия. Стражи должны подчиняться императору. Но разве император желает смерти существ? Только проклятая императрица, фальшивка, она виновата, она обрекла…

Любовь? Нет. Я восхищался. Жалел. Притворялся. Иногда пел. Нужно, чтобы думали про любовь: Вильям, Асира, Костераль, старшина, стражи, те, кто не знал, те, кто