что кто-то в наше время может получить миллион евро только за то, что будет решать задачки и гнобить других, кто идет рядом. Потом он еще немного подумал и пришел к выводу, что все это плохо пахнет.

А под конец сказал:

– Ты прав, в твою историю поверить трудновато.

– Но это все чистая правда! – кинулся с жаром защищать свою позицию Саня. – Клянусь! Жизнью своих близких!

Саша хотел ему напомнить, что клясться жизнью своих близких приятелю как раз не надо, в связи со стремительно редеющими рядами последних. Но потом подумал, что слишком жестоко напоминать человеку о смерти его матери таким образом.

И лишь спросил:

– И тебя не останавливает, что в Игре уже появились первые жертвы? Захарыч. Твоя мать. Ты сам уцелел разве что чудом. Ты и твой брат были на волоске от смерти.

– И что? Это всего лишь досадное недоразумение.

Досадное недоразумение. Вот как начинает думать современный человек о смерти матери, когда впереди у него перед носом маячит миллион евро. Перешагнуть через ее труп да двигаться себе дальше! Саша был так глубоко потрясен, что даже не услышал обращенных к нему слов приятеля.

Очнулся он после того, как Саня энергично потряс его за плечо:

– Так что? Ты со мной?

– А?

– Я спрашиваю, согласен ли ты поучаствовать в нынешней Игре?

И прежде чем Саша успел сообразить, что он делает, его язык уже выпалил:

– А разве так можно?

– Разумеется, полноправным участником тебе уже не стать, – снисходительно пояснил Саня. – Потому что для этого тебе надо было участвовать в Игре с самого начала и заполучить хотя бы один ключ. Но каждый игрок имеет право взять себе одного помощника. У Вали в помощниках был Сталкер. Захарыч пригласил Константина – садовника.

– С Дачной, 13?

– Ну да.

– Значит, ты его знаешь?

Но Саня предпочел проигнорировать этот вопрос, вместо этого он сказал:

– Я тоже могу взять себе одного помощника. И я выбрал тебя. Со своим помощником игрок в конце Игры делится своим выигрышем. Какой-то его частью. Разумеется, если сам что-нибудь выиграет.

Все эти оговорки в обещаниях приятеля обязательно вознаградить его насторожили Сашу. Похоже, фигушки чего ему от Сани достанется. Когда дело дойдет до дележа выигрыша, Саня постарается свести долю своего помощника к ничтожному мизеру. Но по какой-то причине Саша вообще не верил в то, что Игра закончится вручением приза. Не верилось ему в то, что кто-нибудь получит даже часть от этого миллиона, не говоря уж о всей сумме целиком.

Но переубедить Саню оказалось невозможным. Он твердо верил, что миллион есть, и более того, он обязательно достанется им с братом. И поэтому Саня готов был продолжать сражаться за свое счастье, которое виделось ему в обладании миллионом евро.

– Так что? Ты согласен?

И что должен был ответить ему Саша? Все его естество твердило – «Нет! Ни в коем случае! Не ввязывайся в это!»

Но Саша сказал:

– Да!

Обещание прозвучало твердо. И Саня ободряюще хлопнул его по плечу:

– Молодец! Соображаешь!

Но Саша участвовал в Игре вовсе не ради приза. Он лучше кого-либо другого понимал, что если в Игре начали появляться трупы, то двумя смертями дело может и не закончиться. И кто станет следующей жертвой? А вдруг Саня? Этого нельзя допустить. Ни в коем случае. Если погибнет Саня, то что станет с его милой обаятельной женой? Как Таня переживет такое? Она же погибнет. Или будет сильно страдать. И Сашина решимость только укрепилась. Ради Тани! Ради их с Саней счастья! Вот ради чего он вступил в эту Игру. А миллионом пусть подавится кто-нибудь другой.

Теперь, когда они заключили сделку, пришла пора обсудить детали. Конечно, скажет кто-то, сделать это было нужно гораздо раньше. Саша и сам это понимал. Но также он понимал, что в любом случае, при любых условиях он бы вписался в эту проклятую Игру. А все ради того, чтобы быть рядом с Саней и иметь возможность оберегать и защищать его. Если бы кто спросил у Саши, зачем ему-то это все надо, то он был бы в большом затруднении.

– Так сколько всего человек в игре?

– Сейчас двое. То есть теперь с тобой уже трое. Понимаешь? Всего трое! И мы все плывем в одной лодке! Шансы получить выигрыш необычайно высоки. У нас практически не осталось конкурентов.

– А кто был?

– Они не в счет.

– Ошибаешься. Очень может быть, что эти люди хотят взять реванш.

– Они могут хотеть все, что им угодно. Но в Игре участвуют лишь те, кто имеет хотя бы один ключ. У нас с Валей они есть. Ты в нашей с ним команде. Значит, тоже участвуешь. А все прочие нет! Они сошли с дистанции, и возвращение на нее для этих людей невозможно.

– Но ведь есть еще ключи Захарыча. Три ключа!

– Этому старому жуку удалось в одиночку собрать целых три штуки.

– И где они теперь?

Саня вздохнул:

– Знать бы!

– А ты не думаешь, что ключами завладел убийца Захарыча?

– Как не думаю? Думаю, конечно. Мог завладеть. Ключики-то тю-тю! Только условия Игры таковы: кто один раз из нее выбыл, назад вернуться уже не может.

– Даже с ключами?

– Даже с ними.

– Получается, что ключи могли представлять интерес лишь для действующих участников Игры?

– Да.

А давайте разберемся, кто у нас действующий участник? Их на момент убийства Захарыча оставалось всего трое. Валя с Саней и сам Захарыч. Но Захарыч выбыл. Значит, остаются братья.

Видимо, взгляд Саши был настолько выразительным, когда он поднял глаза на приятеля, что тот поспешил его заверить:

– Не убивал я!

– А твой брат?

– Не мог Валя так поступить! Во-первых, он в больнице был.

– Алиби себе зарабатывал.

– Он в реанимации находился, – заступился Саня за брата. – Не сбежать ему оттуда было. Это первое. А самое главное, что не мог Валя с такой жестокостью расправиться с человеком. Он не такой.

Ну, такой или не такой, а когда на кону миллион евро, любой может стать таким или не таким.

– И не справился бы Валя, – снова возразил Саня. – Захарыч хотя и в возрасте был, но еще крепкий и вообще жилистый мужик. А Валя… размазня! Ни мышц, ни сноровки борцовской. Это не Валя прирезал бы Захарыча, а Захарыч прикончил бы Валю.

С этим Саша вынужден был согласиться. Толстяк Валя отличался той особой рыхлостью, которая не позволяет человеку предпринимать сколько-нибудь серьезные физические нагрузки.

– Тогда ты?

– Я?

Саня был в отчаянии.

– Ну да, получается, что я! Только мне