Делаю небольшие глотки, сосредотачиваясь на главном, а именно на том, что я должен выяснить.

Теперь она никуда от меня не денется, ей придётся говорить правду, и на этот раз — не дам никакой поблажки. Ещё никому не удавалось скрывать от меня что-то настолько долго.

И всё же?..

Я щурю глаза на яркое солнце. Почему она так испугалась, когда я спросил о статье, когда сказал что не верю этим бредням? Как вспыхнули её глаза и сузились зрачки, сбежала. Не знаю, какими усилиями не погнался за ней вслед. Приступ злости на самого себя душит. Ощущение, что меня водят за нос. Отвратительное чувство, щекочущее нервы.

В дверь раздаётся стук, я поворачиваюсь к окну спиной.

— Да.

— Господин Кан, леди Ридвон. Проходите, мисс… — Эстос прошел в кабинет, вслед за ним и клиентка.

Тело напряглось моментально, даже горло сковало.

Ридвон выглядела настолько сдержанной, будто между нами вчера ничего не произошло. Будто не она вчера дрожала в моих руках. Пока во мне бушевали эмоции, и грудь разъедало недовольство её поведением.

Девушка совершенно расслабленно проходит к столу и, не обращая на меня никакого внимания, садится на стул, который ей предложил помощник, кладёт свой ридикюль на колени.

Молчание висит в воздухе. Ридвон поворачиватся и немного удивлённо смотрит на меня.

— Господин Кан, с вами все в порядке? Ваше лицо, оно красное. Принесите ему воды, господин помощник, — холодным и даже немного насмешливым тоном, как мне кажется, обращается к моему помощнику леди. — У господина, видимо, кое-где запекло, — фыркает она.

Ставлю чашку на подоконник. Подхожу к Ридвон и склоняюсь так низко, что это явно считается неприличным тоном. Адалин не вздрагивает, даже не шевелится. Схватив папку с первыми попавшимися документами, произношу:

— Ждите меня здесь, — шиплю, пронизывая её взглядом. Выпрямляюсь и широким шагом выхожу из кабинета, оставляя посетительницу в одиночестве.

Я не выдерживаю. Эта девка доведет меня когда-нибудь.

Заходу в туалетную комнату, бросаю папку. Открываю кран и плескаю холодную воду в лицо, ледяные брызги приводят в чувства. Я едва сдерживаю магию, которая рвётся наружу.

Как ей это удается?

Удивленно смотрю на растворяющуюся в венах раскалённую лаву.

Дурная девка! Что ж, проверим насколько вас хватит, Адалин Ридвон. Срываю полотенце и вытираю руки, хватаю папку и выхожу в коридор.

В дверях я сталкиваюсь с Эстосом, который всё ещё почему-то ошивается возле Ридвон.

— Работы мало? Бегом на место, — рычу сквозь зубы, прожигая взглядом.

— С-слушаюсь, господин Кан, уже лечу, — довольно прытко испаряется из поля моего зрения.

Передёрнув плечами, захожу в кабинет. Обхожу сидящую на стуле Ридвон, бросаю папку на стол. Опускаюсь в кресло.

Девушка поднимает на меня взгляд, полный превосходства. Как же щекочет нервы насмешливость в них. Я вижу перед собой вовсе не ту особу, которую узнал ещё неделю назад, пусть и ещё не так близко.

— Итак, леди Ридвон, — тянусь и беру нужные бумаги, начиная их перебирать. — Как и говорил ранее, я вызывал к себе вашего отца и мачеху. Изучил всю подноготную семьи Бартон. Доказательств более чем достаточно. Единственное, в чем я должен быть уверен, мне нужно, как бы вам сказать… запастись некоторыми аргументами. На случай, если дело пойдёт не в то русло. Мы и там должны подстраховаться. Понимаете?

— Да, разумеется. Я внимательно вас слушаю, господин Кан, — уверенно отвечает.

Но насмешка сходит с её красивого лица, и появляются эти знакомые обеспокоенность и растерянность, но и это мне не нравится. Она не должна проявлять слабость, если хочет утереть нос своей мачехе.

— Хочу напомнить, что я ваш адвокат и должен вам доверять, поэтому, прежде чем ответить, подумайте хорошенько, мне нужна правда, от этого зависит благополучие вас и вашей дочери.

— Я поняла.

Отрываю взгляд от её невозмутимого лица, но внимание ловит тонкие женские пальчики, вцепившиеся капканом в ридикюль. Значит, всё-таки нервничает.

Смотрю в бумаги.

— Итак, вы говорили, что к вам приходил Тарсон Вилсон. Он запретил вам говорить о нём на суде. Как думаете, почему?

— Боится за свою репутацию, — констатирует очевидное.

— Верно, — отодвигаю бумаги и сплетаю пальцы в замок, — ответьте мне на такой вопрос, леди Ридвон, — смотрю прямо в распахнутые глаза, — господин Тарсон, он отец вашей дочери?

Адалин каменеет, а грудь замирает, пропустив выдох, отчего лицо заметно розовеет, а взгляд затуманивается, губы смыкаются в плотную линию, теряют цвет, как и белеющие от напряжения пальцы. Верный признак, что я застал её врасплох своим вопросом.

— Как это может относиться к делу, господин Кан? — выдыхает.

— По-вашему, я похож на попугая, чтобы повторять одно и то же десять раз?

— Но разве мой ответ как-то может повлиять на решение суда?

Терпеливо тяну в себя воздух.

— Я бы не затрагивал эту часть вашей личной жизни, которая, напомню, совершенно мне не интересна. Мне это не нужно — копаться в чужом белье. А что вам стоит сказать правду? Чего вы опасаетесь? Ммм, госпожа Ридвон?

Продолжает упорно молчать, видимо, по большей части обескураженная моей атакой.

— Именно… — начинает говорить, — именно в этом вопросе заключается ваше недоверие ко мне? — задаёт встречный вопрос.

Я хмыкаю и, облокотившись локтями на стол, сокращаю расстояние.

— Здесь вопросы задаю я. Ответьте.

Ридвон пронизывает меня острым, как осколок стекла, взглядом, в котором сейчас бушует столько разных противоречий, сомнений и борьбы. Кажется, этот простой вопрос и есть то самое уязвимое место в этой неразберихе с наследством.

Я это нутром чую.

Адалин делает медленный вдох, опускает глаза, пряча раздавленный взгляд под дрожащими ресницами дрожат, скрывая своё волнение, быстро облизывает губы. Я успеваю уловить, как кончик языка скользит между пухлых губ, и кровь просто взрывается в венах, начинает диким напором пульсировать в висках.

— Нет, — произносит тихо, резко вскидывает взгляд. — Бывший жених не имеет никакого отношения к Кери.

Девушка резко встает, стул противно скрежещет ножками о кафельный пол. Она нависает над столом, смотрит с недовольством.

— Моего слова вам достаточно? Или нужно принести справки?

Мышцы обращаются в камень, сковывающее напряжение вызывает онемение. Почему? Ответ ведь ожидаемый. Видимо, я не раздумывал над таким поворотом дел и не работал над его принятием. Упущение.

Молчание затягивается, как и зрительный контакт, от которого скоро заискрит, откидываюсь на спинку кресла.