Наконец, Агриппина сочла свою работу выполненной. Девушки были поселены и предостережены от частых городских соблазнов, соседям строго-настрого запрещено нас обижать, а к юркому пареньку с бегающими глазами Агриппина обратилась с напоминанием о некоем уговоре, запрещающем ему руки свои загребущие распускать под её крышей. Паренёк спрятал их за спиной и склонился в подобострастном поклоне:

— Матушка, кормилица, неужто плохо обо мне подумала? Да я ж ни за что, — парень замотал головой из стороны в сторону так активно, что давно немытые вихры захлестали по лицу, — в вашем доме ни медяка не пропадёт! Агриппина погрозила ему пальцем, подмигнула нам и ушла раздавать команды на кухне.

Соседей оказалось много. Большинство потеряло интерес к новым обитателям комнаты, стоило хозяйке выйти за порог. Однако пара ярко накрашенных с невероятно бледной кожей тощих девиц смотрели на нас неодобрительно и, пожалуй, немного жалостливо. Они шептались о своём, так высоко попискивая, что, говори они в полный голос, всё равно ничего было бы не разобрать. Однако недвусмысленные взгляды в нашу сторону, хихиканье и жестикуляция, призванная изобразить дородных баб, не оставляли простора для фантазии. В углу сидела пятёрка мужиков простецкого вида, наперебой рассказывающих истории о некоем начальнике, с утра до ночи требующим от них работы в полную силу. Судя по всему, начальник у ребят был тот ещё весельчак, потому что хохотали они куда чаще, чем говорили. Давешний паренёк всё время пытался встрять в разговор, но на него внимания обращали не больше, чем на назойливую муху. Наконец, в углу почивала семья из шести человек: очень толстая женщина в разных чулках обложилась пятью детишками, как подушками, а столь же внушительный размерами муж сидел у лежака, то прикемаривая, то просыпаясь и легонько хлестая себя по щекам. В руках у него был холщовый мешочек, в котором недвусмысленно позвякивали монетки. Каждый раз, просыпаясь, мужик проверял наличие мешочка в руках, находил взглядом паренька с бегающими глазами и снова закрывал глаза.

Вот теперь я перетрухнула. Бегать без родительского присмотра по родной деревне, где все кусты наперечёт знаешь, а через встречные кочки перемахиваешь не глядя — это одно. А сейчас мы оказались в чужом незнакомом городе. Дурные девки. Без мам и пап, без иногда вредных, но всё одно бдительно следящих за нами соседей, без деда Нафани, который забыл о вверенной ему молодёжи, стоило переступить порог корчмы и даже без радушной Агриппины, которая оставалась последним приветом от родного дома. Без защиты. Я посмотрела на подруг в надежде, что хоть одна сейчас скажет что-нибудь ободряющее, но увидела ту же растерянность в лицах. Даже серьёзная и самостоятельная Стася не знала, что теперь делать. Заранее обговорённые дела закончились, а соображать на ходу ни одна из нас не умела. Меньше всего хотелось смотреть на Серого — наверняка начнёт дразниться за пустой испуг. Но он не стал ни ловить мой взгляд, ни говорить. Лучший друг сжал мою ладонь и от сердца отлегло. Пожалуй, с ним не так уж и страшно.

Летом темнеет долго. Кажется, можно успеть прожить целую жизнь, если вечером выйти на прогулку. Время, когда убрали почти весь урожай — совсем другое. Темнеет резко, точно уставшая от руководства брата-Дня Ночь укрыла землю плащом и спрятала подальше от докучливого родственничка. Вот вроде едва вещи разложили, а уже темень за окном. Заряна и Люба спешно готовились ко сну. Видимо, Любава всё-таки убедила попутчицу, что нужно выспаться, чтобы выглядеть завтра красивыми. Стася в который раз перебирала-пересчитывала бусинки в шкатулке. Заряна, зевая, последний раз дёрнула подругу за руку:

— Да-а-а-а-ашь примерить?..

— Конечно, спи, — Стася погладила неугомонную по голове и Заряна, довольная, уснула.

Серый всё ещё не вернулся. Он в облике болтушки-Эсмеральды совсем немного посидел с нами с вечера и убежал под предлогом «папеньке портянки отнести». Должно быть, времени прошло чуть, и парень просто решил не возвращаться, пока девки не лягут спать, чтобы ненароком не выдать себя. Умом я это понимала, но всё равно тревожилась. А ну как найдёт на свою… голову приключений? А ну как в беду угодит? И, главное, а ну как без меня?!

Едва дождавшись, пока размеренный храп возвестит о беспробудном сне попутчиц, я, пригибаясь, как воришка, юркнула за плотную занавеску, призванную изображать входную дверь. В темноте коридор показался совершенно незнакомым, под ноги, как назло, всё время попадали самые скрипучие доски, а дважды я и вовсе по ошибке чуть не вломилась в чужие комнаты. Из заставленного столиками зала пробивался тусклый свет. Эх, вот я дурёха! Агриппина наверняка начнёт выяснять, куда это я на ночь глядя собралась. А утром, того гляди, наябедничает деду Нафане или, хуже, Любаве! Я невольно передёрнулась, предчувствуя… даже не трепку. Много страшнее — подробные расспросы, к кому бегала, что делала и как меня угораздило. И если на первый вопрос я ещё могла ответить хотя бы самой себе, то два оставшихся мучали мою буйную головушку уже давненько.

Вот не думала, что уже так поздно. На первом этаже никого не было. Узкий высокий столик, за которым Агриппина разливала пиво, закрывал от посторонних глаз дверь в отдельную хозяйкину комнатушку — самое место в тишине и спокойствии разобрать накопившиеся бумаги да перечесть выручку. На столике обнаружилась керосиновая лампа. Именно она и распространяла ровный свет. Нижнюю её часть обвивали хитрые узоры и надписи. Дорогая небось. Дома такой роскоши днём с огнём не сыщешь. Странно видеть подобную ценность в трактире, пусть и не в самом дешёвом. Владельца лампы не было видно, и я решила, её попросту забыли погасить. Никто ведь не обидится, если я одолжу светильник ненадолго, а потом поставлю на место и даже потушу? Но стоило подойти ближе, как небольшая дверца каморки шумно распахнулась. Я юркнула вниз и в ужасе сжалась, пытаясь соответствовать своим размером и видом бесплотной тени.

— Ещё раз свой поганый нос в мой трактир сунешь, без него же и останешься! Ну как узнает кто? — прошипел женский голос, в котором я к огромному удивлению распознала Агриппину.

От прежней доброжелательной хозяйки не осталось и следа. Признаться, даже мне захотелось поскорее вернуться в комнату и спрятаться под одеяло. Причём лучше, если это будет моя комната в родительском доме. Второй голос был мужским. Собеседник Агриппины даже не пытался говорить шёпотом (а может, и не умел) и та постоянно на него шикала.

— Неблагодарная баба! Где бы, интересно, твоя забегаловка была, не отгони я от неё в том году Лиховида с его шайкой? Ты мне благодарна должна быть! В ножки кланяться!

— Да тихо ты! Всех постояльцев мне перебудишь!

— Одно твоё слово, и тихо уже не надо будет, — глубокомысленно сообщил мужчина.

— Тс-с-с-с! У меня муж.

— Боишься, застукает? Так это дело мы быстро уладим. Только скажи, красавица! Мало ли какой случай может прервать жизнь невезучего мужичка. Первого, говорят, медведь загрыз? Горе-то какое! Может, на второго в подворотне грабитель нападёт?

— Ты удивишься, насколько мой нынешний муженёк везуч.

— Так и мы люди непростые! У меня знаешь сколько нужных знакомых! Да и если ночью Тихона кто подушкой придушит, на возлюбленную супругу точно думать не станут. Или всё-таки грабитель в подворотне?