- Месье? – неуверенно позвала я.

Он сморгнул и быстро отвернулся.

- Вы не торопились, - сказал он с упрёком. – Я жду вас, барышня Ботэ. У меня много дел, но я не хотел бы откладывать разговор с вами.

Он снял плащ, но остался в дорожной куртке, сшитой мехом наружу. Из-за этого фигура маркграфа, действительно, напоминала фигуру сказочного великана. Куртка была расстёгнута, и под ней виднелась тонкая шёлковая рубашка – будто с огра-людоеда сползала его жуткая огристая шкура и появлялся обыкновенный человек.

- Пирог только испёкся, - начала оправдываться я. – Буду у вас через пять минут, месье…

Он кивнул, не дослушав, и оставив нас. А я мигом посыпала бисквит сахарной пудрой, отрезала два куска, один поставила перед Марлен, а второй положила на поднос, куда так же добавила стеклянный бокал с молоком.

- Пойду задабривать твоего дядюшку, - заговорщицки сказала я девочке. – Можешь пожелать мне удачи, чтобы он не съел меня вместо бисквита.

Я и правда верила, что всё можно уладить куском хорошего бисквита и стаканом охлажденного молока. Перед таким напором не устоял бы и настоящий огр. И что бы там ни придумала мадемуазель Броссар, всё можно объяснить доводами разума.

Поднявшись по лестнице, я подошла к кабинету милорда Огреста и постучала в дверь носком туфли, потому что руки у меня были заняты.

- Входите, - раздался голос маркграфа.

Толкнув бедром дверь, я открыла её и зашла в комнату, держа поднос, на котором красовалось моё дипломатическое угощение.

- Принесла вам тортик и молока, месье, - прощебетала я, стараясь казаться как можно милее и веселее. – Попробуйте, получилось очень вкусно. Марлен с удовольствием уничтожила свою порцию.

Огрест сидел за столом, держа в руке перо, а рядом стояла открытая чернильница. Пока я прошла к круглому столику возле кресел, поставила поднос и расстелила салфетку, с пера на лист бумаги шлёпнулась крупная капля чернил.

- Клякса, - подсказала я.

- Что? – Огрест смотрел на меня так, будто это я была людоедом, а он – крошкой-мальчиком, ненароком завернувшим в людоедскую берлогу.

Но главное – смотрел. А то, видите ли, смотреть он на меня не может. Не можешь – так не ешь глазами, господин хороший.

- Вы поставили кляксу, - повторила я, указывая на бумагу.

Он опустил голову, проследив, куда я указывала – и что-то с досадой пробормотал сквозь зубы, а потом вытер перо, поставил его в стаканчик, скомкал бумагу и швырнул в корзину.

- Надеюсь, там не было ничего важного, - сказала я с участием. – Сделайте перерыв, скушайте бисквит. Мы с Марлен пекли его для вас.

- Да что вы, – он взглянул на меня быстро, исподлобья, и с преувеличенным старанием принялся доставать из папки новый лист, разложил его на столешнице, разгладил, придавил пресс-папье. – Ценю ваш талант польстить на ровном месте, барышня Ботэ, но не обманывайте меня насчёт Марлен. Я знаю, как она ко мне относится.

- Относится так, как вы этого заслужили, - не осталась я в долгу. – И только от вас зависит, как девочка будет относиться к вам дальше. О чём вы хотели поговорить?

- Жозефина жалуется на вас, - начал он без обиняков, и я только порадовалась такой прямолинейности.

Лучше выяснить всё и сразу. Потому что если сделать вид, что ничего не происходит, госпожа Горелая Жердь так и будет кляузничать без малейшего повода.

- На что конкретно жалуется? – спросила я серьёзно. – Считает, я недостаточно знаю французский? Или сомневается в моих знаниях грамматики или истории? Но, по-моему, мадам Флёри более компетентна в этом вопросе, и вы можете доверять её рекомендации больше, чем суждениям госпожи Броссар. Я была в пансионе лучшей ученицей…

- Речь не о вашем образовании, - перебил меня Огрест. – Жозефина считает, что находясь рядом, вы можете навредить Марлен.

- Навредить?! – тут от моего спокойствия не осталось и следа. – Да за кого вы меня принимаете!

- Тише, не надо кричать, - Огрест чуть поморщился. – Простите, я отвык от женских капризов и истерик, поберегите мои нервы.

- Только тогда, когда вы побережёте мою честь, - отрезала я. – Мадемуазель Же… Жозефина слишком много на себя берёт, когда утверждает такое. Я никогда не причиню Марлен или какому-то другому ребёнку вреда, потому что это противоречит этике учителя и моим принципам.

Маркграф внимательно слушал меня, упорно глядя при этом в пол. Руки он скрестил на груди, и я мгновенно расценила этот жест, как подтверждение словам Марлен.

- А вот вы нарушили все возможные принципы и кодексы этики, - продолжала я, стараясь говорить ровно, чтобы не дать повода к обвинению в истериках. – Зачем вы при Марлен говорили, что вам неприятно на меня смотреть? Это было низко, знаете ли. Если мои красные сапоги…

Я попала в цель, потому что господин Снеговик наконец-то ожил. Почти с удивлением я заметила, как по лицу Огреста разлился яркий румянец. Да что там! Господин маркграф покраснел, как варёный рак. И этот рак, судя по всему, сейчас разозлился по-настоящему.

- Марлен не следовало подслушивать, - процедил он сквозь зубы, - а вам, барышня, не следовало слушать слова маленькой глупой девочки, да ещё повторять их, перевирая на свой лад. Слышали звон, да не знаете, где он!

- Но судя по тому, что вы сразу стали румяным яблочком, Марлен услышала именно то, что было сказано, - заметила я.

Несколько секунд Огрест кусал нижнюю губу, глядя в пол, а потом внезапно успокоился.

- Да, такие слова были произнесены, - заявил он и скрестил руки на груди, будто отгораживаясь от меня.

- Вами? – уточнила я.

- Да, - подтвердил он.

- По какому поводу? – продолжала я расспрос.

- А вот это вам знать не обязательно, - ответил Огрест. – Если вам что-то не нравится, напоминаю, что по дороге из Шанталь-де-нэж ещё можно проехать.

- Иными словами, вы будете говорить обо мне гадости, а я должна это терпеть, если не хочу потерять работу?

Он опять вспыхнул до ушей, и то, как этот мужчина краснел и бледнел, можно было бы назвать милым, но милым это совсем не казалось.

Точно – невинный мальчик в берлоге людоеда. Только все прекрасно знают, чем заканчиваются подобные сказки. Кровавой поножовщиной по вине мальчика или его же ловким воровством.

Наверное, я наговорила бы много чего, но тут Огрест сказал, потерев переносицу:

- Это не было гадостью. В вашем понимании.

- Чудесно, - мрачно порадовалась я. – А что это тогда было, позвольте спросить?

- Спросить позволю, а отвечать не стану, - отрезал он и посмотрел на меня возмущенно: – Что за допрос вы мне здесь устроили? Я пригласил вас, чтобы обсудить недовольство Жозефины, а вы напустились на меня, ни с того ни с сего. Напоминаю, что это я плачу вам за работу, и я имею право устанавливать свои правила.