Опомнившись, опускаю взгляд на джинсы. Самойлова успела расстегнуть мне ремень. Быстро застегиваю его обратно и жду Иру дальше.

— Какие у тебя планы на вечер? — спрашиваю, решив, что мы все еще можем продолжить.

— Ты в них не входишь.

Ну вот, Самойлова снова стала собой.

— Ир, хватит уже сопротивляться, — устало вздыхаю. — Сама же понимаешь, что это глупо. Меня тянет к тебе, а тебя ко мне. Мы оба взрослые люди. В чем проблема?

Самойлова, закончив красить губы, разворачивается корпусом ко мне.

— У меня случилось помутнение рассудка. Больше это не повторится.

И с гордо поднятой головой, она шагает к двери мимо меня. Я вхожу в студию через минуту после Иры. Операторы заканчивают выставлять свет, режиссер дает несколько наставлений, как стоять, куда смотреть. Я чувствую себя порядком уставшим и разозленным из-за ситуации с Ирой, поэтому просто хочу, чтобы съемки поскорее закончились, с каким угодно результатом. На первенство на кухне я не претендую. Оставлю эту привилегию Ире.

— Уважаемые зрители! — верещит Иван, когда режиссер объявляет «мотор». — на ваших пультах две кнопки. Синяя — за Льва Быстрицкого, красная — за Ирину Самойлову. Голосуйте!

Мы переводим взгляд на большой экран, где в режиме реального времени растут два столбика — синий и красный. Сначала мой синий вырывается вперед, но затем красный его догоняет и даже перегоняет.

— Голосование завершено! В кулинарном баттле победили Ирина Самойлова и ее борщ! — торжественно объявляет Иван.

Шестьдесят процентов за нее и сорок за меня. Губы сами собой расползаются в снисходительной улыбке. Ну должна же Ира хоть в чем-то быть лучше меня. Пускай будет лучше меня на кухне. Я не против.

И, кстати, ее борщ очень вкусно пахнет.

— Ирина Максимовна, как прокомментируете результаты? — Иван уже возне нее.

— Оу, я польщена. Рада, что зрителям понравился мой борщ. Я варила его со всей душой.

— Лев Александрович, вы расстроились? — ведущий перемещается ко мне.

— Расстроился, что не попробовал борщ. Но ничего страшного. Ирина Максимовна, угостите меня как-нибудь тарелочкой своего, по всей видимости, наивкуснейшего борща? — обращаюсь к ней, глядя поверх плеча Ивана.

Самойлова довольна победой, как слон.

— Как-нибудь обязательно.

— Ловлю вас на слове!

Режиссер объявляет «Стоп, снято!», и мы все дружно выдыхаем. Ира перебрасывается парой фраз с ведущим, а затем, даже не удостаивая меня взглядом, устремляется на выход. Я не иду за ней. Сейчас с Самойловой разговаривать бесполезно. Она зла за слабость на себя, а вымещать будет на мне. Это наша не последняя встреча. Еще увидимся.

Попрощавшись с телевизионной командой, я тоже ухожу. В машине меня ждет Вика.

— Дело дрянь, — произносит сразу, как только я сажусь.

— Да брось. Логично, что на кухне победу одержала женщина.

— Самойлова не женщина, а соперник. Надо проанализировать, чем им мог не понравиться твой шашлык на вине. Самойлова варила просто борщ, который в Печорске и так все жрут каждый день. В ее рецепте не было ничего необычного. А твой рецепт был необычен.

— Вик, успокойся. Это всего лишь сто человек из зала. Это не весь Печорск. И они выбирали блюдо, а не мэра.

— Ты не понимаешь! Через неделю передачу покажут по телевизору, и ее уже будет смотреть весь Печорск. А люди подвержены стадному чувству. Если сто человек в зале проголосовали за Самойлову, то это отложится в головах у десяток тысяч телезрителей.

— Я не думаю, что мэра города будут выбирать по борщу.

— Вот сразу видно, что у тебя в институте не было курса нейромаркетинга, — язвит.

— Скажешь тоже, — не выдерживаю и смеюсь. — В Печорске даже слов таких не знают.

— Нейромаркетинг — это формирование сообщений таким образом, чтобы склонить потребителя к покупке до того, как он осознает и выработает свое решение. Те же самые приемы используются и в политическом пиаре. Люди, может, еще и не поняли сами для себя, что они за Самойлову, но на нейроуровне они уже симпатизируют ей.

— Вик, зачем ты мне все это говоришь? — я уже порядком устал от своего политтехнолога. — Я тебя нанял, как раз для того, чтобы ты всем этим занималась. Я проиграл Самойловой? Ну значит придумай, где я ее теперь могу обойти. Это твоя работа, Вик.

Я жду, что она обидится, но вроде нет. Кивает.

— Мне нужно, чтобы ты доверял мне на сто процентов.

— Я тебе доверяю.

— Ну вот и отлично. Мне нужно больше твоих публичных выходов с женой и сыном.

Ох, а вот с этим сложно…

— Попробую.

— Нужно, чтобы вы всей семьей дали интервью. Нужно пригласить телевизионных журналистов к вам домой, показать им дом, чтобы все увидели, что вы счастливы и у вас полная чаша. Нужны ваши фотографии со свадьбы, первые фотографии ребенка, фотографии, как вы вели его в первый класс. Отдельно нужно поработать с твоим сыном, показать, как он живет, чем занимается. Ваша семья, черт возьми, должна быть образцом для подражания!

Мне нечего ответить Вике на это, поэтому я молчу. Фотографии со свадьбы у нас есть, но я там везде с похоронным лицом. Более-менее дела обстоят только с фотографиями Арсения. Но в первый класс я его вел один. Алина в то первое сентября не успела протрезветь после ночного клуба.

— Мой сын просил, чтобы вся эта рекламная кампания его не касалась. Он не хочет публичности.

— Значит, поговори с ним, чтобы захотел. В него должны влюбиться все школьницы Печорска.

— Школьницы не могут голосовать на выборах.

— Нейромаркетинг, Лёва. Мамы заинтересуются, в кого влюблены их дочери. Увидят, что твой сын во всех смыслах положительный парень и зауважают тебя за его хорошее воспитание.

— А то меня в Печорске не уважают!

— После того, как уже четвертая твоя любовница активно раздает интервью, с уважением у тебя большие проблемы.

Какое счастье, что автомобиль подъехал к штабу. Вика выходит, а меня водитель везет домой. Очень много дел скопилось по бизнесу. Последние несколько дней я до глубокой ночи засиживаюсь в кабинете, разгребая завалы и давая поручения наемным управленцам своих компаний. Я переписал весь бизнес на двоюродных братьев, но они по нашей договоренности туда не лезут. Взамен я им нормально плачу.

Конечно, страшновато было переписывать бизнес на братьев, хоть мы и дружим с детства.