реальность едва связывающую с нею нить. Потому сейчас его бормотание больше походило на бред сумасшедшего.

Весь отдавшись лечению и вливая в женщину огромное количество жизненных сил, Мишка не замечал потрясения уборщицы, глядевшей на него округлившимися глазами. Женщина же видела перед собой молодого парня с жуткими темными глазами, похожими на омуты, ненамного старше ее сына, по третьему разу рассказывающего ей, какое жаркое стоит нынче лето и как сейчас хочется купаться. Он бледнел на глазах. На лбу его выступила испарина, крупными каплями сползавшая по лицу. А еще он словно… старел. С каждой секундой на его лице появлялось все больше морщинок, которые на глазах углублялись и становились четче, и спустя минут пять ему уже невозможно было дать меньше тридцати… тридцати пяти… сорока лет…

Испуганная женщина вырвала из крепко вцепившихся в нее пальцев руку и вскочила с лавки, даже не заметив, что полностью встала на больную ногу. Парень замолчал, непонимающе моргнул, словно приходя в себя, и улыбнулся.

— Теть Маш, ты пока убирайся, а я ополоснусь маленько. Жарко что-то… Голова кружится, — хрипло проговорил он, и без малейшего стеснения стянув с себя рубашку и штаны, в трусах шагнул в кабинку. Вскоре оттуда донесся звук льющейся воды.

Посмотрев ему вослед, Мария поморгала и потрясла головой, отгоняя видение страшных глаз и странных преображений. Наконец, решив, что ей привиделось из-за боли, от которой темнело в глазах, а парню из-за жары действительно стало плохо, женщина дрожащими руками принялась за уборку.

То ли от испытанного испуга, то ли от того, что перед глазами стояло произошедшее в последнюю смену, и она вообще с трудом смогла перешагнуть порог этой душевой, а находиться здесь для нее было пыткой, убиралась она очень быстро. Даже о боли в бедре позабыла, настолько торопилась поскорее все доделать и уйти отсюда.

Мишка же, едва добравшись до кабинки, стянул с себя трусы и, включив воду, обессиленно оперся о стену. Вот всегда он так: если начинает серьезно лечить, забывает обо всем, и выкладывается до полной потери сил. И ведь сколько раз уже зарекался следить за потоком! И сколько Бирюк его за это ругал! Так ведь нет… Но разве можно остановиться, видя, как красиво сплетаются и срастаются выравниваемые им нити, как сильно, ярко и… правильно?.. начинает светиться излеченное место. Он обо всем забывал, расплетая спутанные клубки поврежденных нитей, а тревожный цвет боли просто выбивал его из равновесия и притягивал словно магнитом. У него не хватало сил оторваться от этого свечения до тех пор, пока оно абсолютно не погаснет.

Вот и сейчас то же самое… Как теть Маша вовремя выдернула у него свою руку! Еще бы немного, и он свалился бы прямо там. Напугал бы тетку до колик. И спалился бы по полной. Эта молчать бы не стала… А долечить ее надо. У Мишки руки чесались закончить начатое. И тетку жалко, и смотреть он на нее спокойно все равно не сможет, и когда еще выпадет такой же шанс? Неет, дело надо довести до конца!

Мишка попробовал подняться на дрожавшие от усталости ноги. Голова закружилась, он покачнулся и оперся о стенку кабинки. Ладно, посидим еще… Судя по звукам, тетка вымыла едва ли треть душевой, так что время еще есть. Кстати о времени. Надо посмотреть, что там с Петром случилось.

Мишка полез в воспоминания.

Глава 14

Мария зашла в душевую, уверенная, что все рабочие уже давно ушли. Едва она намочила тряпку, как со стороны кабинок раздался грохот и какой-то хрип и шум, словно кто колотит по стенкам кабинки. Женщина бросилась посмотреть, что там происходит. Одна из кабинок была открыта, в ней лежала опрокинутая лавка, которую поставили на другую, а над лавками, колотя руками и ногами по стенкам кабинки, висел задыхавшийся Петр.

Перепуганная до полусмерти, она завизжала и бросилась к висевшему в петле мужчине. Ухватив его за ногу — протез с него свалился, когда он начал извиваться — что было сил приподняла его вверх, ослабляя петлю. Инстинкт самосохранения взял свое, и мужчина в полубессознательном состоянии принялся рвать руками веревку, сдавливавшую ему горло, ослабляя ее.

Уставшая женщина чуть ослабила руки, и Петр снова повис в петле. Крича от ужаса, она опять подтолкнула его вверх. Мужчина снова смог дышать. Приходя в сознание, он понял, что ему мешают, и оттолкнул уборщицу. Та упала, выпустив его. Петр захрипел, опять повисая. Причитавшая женщина подскочила с пола и снова приподняла его. Петр опять попытался отпихнуть ее. Та, устав держать брыкавшееся и хрипло матерившееся тело, выпустила его, но через пару секунд, не прекращая звать на помощь, приподняла…

Сколько они так боролись, она не знала. Мужчина то приходил в себя и отталкивал ее, стремясь закончить начатое, то в полубессознательном состоянии рвал себе ногтями шею, судорожно пытаясь избавиться от веревки, сдавливавшей ему горло… Наконец, брыкаясь и извиваясь в очередной раз, он заехал женщине коленом в глаз. Отшатнувшись, она споткнулась об одну из валявшихся лавок и упала, рассадив себе бровь и сильно ударившись бедром. После яркой вспышки в глазах наступила темнота.

Очнувшись, она услышала кряхтение и ворчание сквозь тяжелое, надрывное дыхание:

— … натворил-то… Оох… Ты что ж энто удумал, паразит ты этакий, ась?.. Энто ж надо… К чертям на сковородку захотел? Поджарят они тебе задницу-то, поджарят, остолоп ты стоеросовый… Эх… Ооох… Вилами в зад потыкают… Доиграешься, дубина…

Мария приоткрыла глаза. Точнее, один глаз. Второй почему-то не открывался. Попробовала сесть. Голова закружилась, сильно затошнило, в нос ударил мерзкий запах дерьма.

— Ааа… Оклемалась… — обернувшись на ее возню, проворчал старый сторож. — Он что ль толкнул-то? Аль сама грохнулась?

— Живой хоть? — простонала Мария.

— Живоой… — довольно протянул он, прошаркав к женщине и протягивая ей руку. — Вставай небось, хватя валяться-то… — проворчал старик. — Сильно он тебя зашиб?

— Чего так воняет-то? — застонала женщина, пытаясь подняться. Даже при помощи старика она с трудом смогла прохромать пару шагов и сесть на лавку.

— Чего, чего… Того… А ты что думала, помирать легко? Тем паче вот так… Кишки-то распускаются, не держат боле, вот и обоссываются, и обсираются… — ворчал старик, щупая у лежащего мужчины вену.

Мария бросила испуганный взгляд на несостоявшегося висельника и согнулась в рвотных спазмах. Лицо его было опухшим, сине-багрового цвета, из приоткрытого рта, испачканного кровью, выглядывал распухший фиолетовый язык. Глаза ввалились