скорее подходили к нарядной приемной. «Садись», — сказала ласково старуха, усаживая его в угол дивана и подставляя стол так, что он уже не мог вылезть. — «Садись, верно устал. Ведь человеческие головы не так-то легки, не так легки!»

— «Но, бабушка, какая ты забавная!» — воскликнул мальчик: — «я положим устал, но нес-то я совсем не головы, а просто кочаны капусты, что ты у мамы купила».

— «Знаешь ты, да плохо», — усмехнулась старуха, открыла крышку корзины и вынула оттуда голову. — «Вот, смотри!» Мальчик замер от страха; он не мог понять, как все это произошло, но подумал о матери: вдруг узнает кто о человеческих головах, ведь, пожалуй, мать к ответу потребуют?

— «Надо тебе дать что нибудь за труды, за то, что ты такой умница», — бормотала старуха, — «подожди минутку, сварю тебе супец такой, что всю жизнь будешь помнить». Она снова свистнула. Показались морские свинки в человеческом платье; они были в передничках, у всех за поясом висели мешалочки и поварские ножи. За ними появилось множество белочек; они были в турецких шароварах, ходили на задних лапках, а на головках у них были зеленые бархатным шапочки. То были по-видимому поварята; они лазили очень искусно по стенам, доставали сковородки и блюда, яйца и масло, зелень и муку и несли все старухе. Она мелькала у плиты в своих туфельках и мальчику казалось, что она действительно готовит ему что-то вкусное. Огонь весело потрескивал, что-то дымило и кипело на сковородке, приятный запах расспространялся по комнате.

Старуха суетилась у плиты, она ежеминутно совала нос в кастрюлю; белочки и морские свинки бегали за нею по пятам. Наконец в горшке зашипело и загудело, густой дым повалил из-под крышки и белая пена выступила на краю. Старуха ловко подхватила горшок, отлила от него в серебряную чашку и поставила перед Яшею.

— «Вот, сынок, вот, отведай супца… все получишь, что тебе во мне так нравилось. Будешь поваром, искусным поваром — ведь надо же тебе чем-нибудь быть, ну, а корешок, корешок пожалуй никогда не найдешь… зачем у матери его не было?»

Мальчик не понимал хорошенько слов старухи, но за суп принялся усердно. Он ему страшно нравился. Много вкусных супов варила ему мать, но такого он и во сне не едал. Запах кореньев и пряностей приятно щекотал нос, а на вкус суп был очень крепок и какой-то сладкий и кисловатый в то же время. Он еще доедал последние ложки чудного кушанья, когда морские свинки зажгли перед ним арабские благовония. Голубоватый дымок поднялся к потолку, прозрачные облачка становились все гуще и гуще, все ниже спускаясь к полу; пары действовали на ребенка одуряющим образом. Напрасно он повторял себе, что мать давно его ждет; напрасно старался подбодриться и стряхнуть дремоту; усталая головка склонилась на подушки и Яша крепко заснул.

Странные снились ему сны. Сначала ему казалось, что старуха снимает с него одежду и наряжает его в беличью шкурку. Он мог тогда прыгать и лазить как белка. Он сошелся тогда с остальными белочками и морскими свинками, очень милыми, вежливыми существами, и вместе с ними стал справлять службу у старухи. Сперва ему поручили чистку башмаков, т. е. он должен был натирать маслом и протирать кокосовые скорлупы, которые старуха носила вместо туфель. Ему нередко дома приходилось помогать отцу в подобных работах и дело прекрасно спорилось в его руках. Через год, снилось Яше, дали ему более сложную работу; ему поручили с другими белочками собирать солнечные пылинки и просеивать их сквозь особое сито. Старуха находила, что это прелестнейшая пища, а так как жевать она не могла за отсутствием зубов, ей готовили хлеб из такой муки.

Через год снова дали ему повышение: его назначили в число слуг, которые готовили питьевую воду для старухи. Не думайте, чтоб был при этом какой нибудь водоем или хоть большой чан для скопления дождевой воды. Задача была гораздо сложнее: надо было вычерпывать крошечными скорлупками капли росы из роз и вот эту-то воду пила старуха. Пила она довольно много и водоносам было немало дела. Через год Яша был приставлен к службе внутри дома; он должен был натирать полы, а так как полы были стеклянные и всякая пылинка на них заметна, дело было нелегкое. Приходилось долго плясать по комнатам со старою суконкою на ногах. На четвертый год он был переведен в кухню. Это считалось почетною должностью, до которой доходили путем долгого испытания. Яша прошел тут все степени от простого поваренка до первого паштетного мастера и достиг такого совершенства во всем, что касается кухни, что сам себе удивлялся. Всему, всему научился он: паштетам из двухсот эссенций, супам из всевозможных кореньев земли, все понимал он с первого слова и готовил необычайно вкусно.

Прошло, как ему казалось, лет семь на службе старухи. Раз она ушла из дома и заказала ему приготовить к ее возвращению цыпленка, начиненного разною зеленью; «да чтоб подрумянился хорошенько», наказывала она. Он принялся за дело по всем правилам искусства; свернул цыпленку головку, ошпарил его, ощипал чистенько, соскоблил кожу до полной гладкости и вынул внутренности. Потом стал выбирать зелень для начинки. В кладовой попался ему на глаза стенной шкапик, которого он раньше не замечал. Дверка была полуотворена. Там стояло нисколько корзиночек, из которых расспространялся приятный нежный аромат. В одной из них он нашел травку очень странного вида. Стебель и листья были синевато-зеленые, а наверху маленький цветочек ярко-пунцовый с желтым. Яша вынул травку и задумчиво стал разглядывать ее; она что-то напоминала ему и запах был как будто тот, как у того супа, что варила ему старуха. Яша понюхал еще раз так усердно, что чихнул; чихнул раз, чихнул другой и, чихая, проснулся.

Он лежал на той же софе и с удивлением озирался: «Ну, можно ли так живо видеть во сне», — думал он. — «Ведь я готовь поклясться, что был сейчас ничтожною белочкою, товарищем морских свинок и всяких уродцев, да еще великим поваром при этом. Вот посмеется мама, когда я ей все расскажу! Но и выбранит же