выводов наших агентов о характере его источника. Так, обычно мы способны определить, что звон громкий, но отдаленный, а не тихий и близкий; мы бессознательно делаем предположения о происхождении этого звука. Все эти прочие «больше» задействуют не менее сложные принципы и системы расчетов.

Вместо того чтобы предполагать, что наши дети приходят к формированию единой «концепции количества», следует попытаться выяснить, как они накапливают и классифицируют многочисленные методы сравнения предметов и явлений – и как агенты наподобие Выше, Тоньше, Короче и Шире разделяются на субагентов. Взрослому кажется естественным воспринимать себя как более высокого и более широкого, поскольку взрослые крупнее детей. Но что мешает ребенку придумывать бессмысленные «концепции», например «быть зеленым, высоким и недавно ощутившим прикосновение»? У ребенка нет времени на генерацию и тестирование всех возможных комбинаций для установления того, какие из них разумны. Жизнь слишком коротка, чтобы проводить множество неудачных экспериментов! Секрет в следующем: всегда нужно комбинировать сначала агентов, связанных взаимоотношениями. Агенты Выше, Тоньше, Короче и Шире все тесно связаны друг с другом, потому что все они задействованы в сопоставлении пространственных качеств. Фактически они, вероятно, связаны с агентами, которые близки друг к другу в нашем разуме, и у них столько общих агентов, что они выглядят и вправду схожими.

10.8. Образование и развитие

Родитель: Если младшим детям требуется столько времени на усвоение понятий наподобие сохранения количества, нельзя ли ускорить их развитие, обучая с малых лет?

К сожалению, такое обучение не приносит плодов. При достаточном количестве объяснений и поощрений, упражнений и тренировок мы можем заставить детей притворяться, будто они что-то поняли, но даже так они редко будут использовать на практике то, что «узнали» таким образом. Потому складывается ощущение, словно, пускай мы, что называется, ведем их за руку, они по-прежнему не способны использовать бо́льшую часть преподанного нами, пока не создадут собственные внутренние «ориентиры» и «указатели».

У меня есть предположение о том, вследствие чего все идет насмарку. Возможно, ребенок думает, что яиц в раздвинутом ряду «больше», поскольку этот ряд покрывает больше пространства. Нам же хочется, чтобы это ощущение сменилось пониманием того, что расстояние между яйцами увеличилось. В более зрелой иерархии Пейперта это происходит автоматически, но пока ребенок может воспринимать данное правило как изолированное исключение. Многие другие задачи также могут быть решены при помощи специальных правил. Но чтобы «имитировать» многослойное общество с «администраторами» среднего уровня, такими как «Видимость» и «История», понадобится обилие специальных правил и исключений из них, а в итоге ребенок попросту не совладает со столь громоздкой структурой. В результате образовательные программы, якобы разработанные «по принципам Пиаже», зачастую оказываются успешными на поверхности, но структуры, ими порождаемые, являются чрезвычайно хрупкими и узкоспециализированными: дети могут применять их лишь в контекстах, почти не отличимых от контекстов изучения.

Поневоле вспоминается приезд ко мне моего друга Гилберта Войята, который тогда был учеником Пейперта и Пиаже, а затем стал выдающимся детским психологом. Когда он увидел наших пятилетних близнецов, его глаза засверкали и он быстро затеял на кухне несколько экспериментов. Сначала Гилберт позвал Джули, намереваясь расспросить ее, на скольких зубочистках удержится картофелина – на одной, двух, трех или четырех. Чтобы оценить общий уровень ее развития, он провел упомянутый эксперимент с водой. Разговор шел так.

Гилберт: Воды больше в этой банке или в той банке?

Джули: Кажется, что больше в этой, но надо спросить моего братика Генри, он уже знает про сохранение количества.

Гилберт побледнел и сбежал. Каюсь, мне до сих пор интересно, что ответил бы Генри. В любом случае этот анекдот показывает, как маленький ребенок может обладать многими элементами восприятия, знаниями и способностями, необходимыми для такого рода суждений, но они еще не подверглись надлежащей организации.

Родитель: Почему все агенты в ваших обществах такие воинственные? Они вечно нападают друг на друга. Зачем агентам Выше и Тоньше соперничать между собой? Разве они не могут сотрудничать?

Это впечатление породила первая часть настоящей книги, где нам пришлось начать изложение с описания относительно простых механизмов. Довольно легко разрешать конфликты, переключаясь между альтернативами. Гораздо труднее разработать механизмы, способные к сотрудничеству и компромиссу, поскольку тут требуется куда более тонкое и сложное взаимодействие агентов. В следующих главах этой книги мы увидим, как системы более высокого уровня могут вести разумные «переговоры» и достигать компромиссов.

10.9. Усвоение иерархий

Как разум продолжает функционировать при всех изменениях и при добавлении новых агентов и связей? Например, он мог бы сохранять все старые системы, не внося изменений, а новую версию порождать как своего рода «обходной путь»; при этом новая версия не получала бы главенства до тех пор, пока не станет ясно, что она также способна поддерживать жизненно важные функции старой системы.

Рис. 34

Мы могли бы использовать этот метод для формирования нашего иерархического сообщества Больше.

Рис. 35

Давайте нарисуем другую схему, в которой словно нет места между старыми агентами для размещения новых.

Рис. 36

По мере накопления низкоуровневых агентов и дополнительных промежуточных уровней для управления ими наша схема перерастает в сложную многоуровневую иерархию, которую мы видели раньше.

Рис. 37

Нервные клетки в мозгу животного не всегда готовы «потесниться», чтобы появилось место для дополнительных клеток. Так что новым слоям приходится формироваться где-то еще и пользоваться длинными «пучками соединительных проводов». На самом деле ничто так не поражает при анатомии мозга, как грандиозное количество соединительных волокон.

Глава 11

Очертания пространства

«День пестро-перистых, рожденных морем облаков».

Фраза, и день, и пейзаж сливались в один аккорд. Слова. Или их краски? Он дал им засиять и померкнуть, оттенок за оттенком. Золото восхода, багряная медь и зелень яблочных садов, синева волн, серая, по краям пестрая кудель облаков. Нет, это не краски. Это равновесие и звучание самой фразы. Значит, ритмический взлет и ниспадение слов ему нравятся больше, чем их смысл и цвет? Или из-за слабости зрения и робости души преломление пылающего, ощутимого мира сквозь призму многокрасочного, богато украшенного языка доставляет ему меньше радости, чем созерцание внутреннего мира собственных эмоций, безупречно воплощенного в ясной, гибкой, размеренной прозе?[13]

Джеймс Джойс

11.1. Увидеть красное

Какое возможное событие в разуме может