соответствовать чему-то, похожему на смысл обычного слова? Когда мы говорим «красный», наши голосовые связки подчиняются командам агентов-«произносителей» в мозгу, которые заставляют мышцы груди и гортани сжиматься и разжиматься для произнесения нужного слова. Эти агенты должны в свою очередь получать команды откуда-то еще, из места, где другие агенты реагируют на другие сигналы. Все эти «места» по необходимости должны соответствовать элементам некоего сообщества ментальных агентов.

Легко спроектировать машину, способную опознавать красное: начнем с датчиков, которые реагируют на различные оттенки света, и подсоединим наиболее чувствительные к красному датчики к центральному агенту «красноты», предусмотрев коррективы для общего освещения сцены. Мы могли бы заставить эту машину «говорить», связав каждого агента цвета с устройством, произносящим соответствующее слово. Тогда машина могла бы называть цвета, которые она «видит», и даже различать больше оттенков, чем человеческий глаз. Но было бы нелепо именовать это «зрением», поскольку перед нами лишь каталог, где перечислено множество цветных точек. Машина не воспринимала бы человеческое представление о значении цветов, потому что без какого бы то ни было ощущения текстуры, формы и всего остального она не в состоянии по-человечески трактовать зрительные образы и сопутствующие им мысли.

Рис. 38

Разумеется, всякая схема способна отразить в лучшем случае лишь толику мыслей реального человека о мире. Но это не значит, что ни одна машина не может обладать тем диапазоном восприятия, каким наделены люди. Это означает, что мы не простые машины; следует осознавать, что в умении разбираться в качествах больших и сложных машин мы все еще находимся, так сказать, в темных веках. Так или иначе схема лишь иллюстрирует принцип: не существует способа компактно представить зрелое общество разума во всей полноте. Чтобы рассуждать о чем-то столь сложном, мы можем прибегать к языковым трюкам, побуждая умы наших слушателей исследовать миры внутри себя.

11.2. Форма пространства

Наш мозг заключен внутри черепа, пребывает в неподвижности в тихом и темном месте; как он узнает о происходящем снаружи? Поверхность самого мозга лишена осязания; у него нет своей кожи, он лишь связан с кожей тела. Мозг не видит, потому что у него нет глаз; он лишь связан с глазами. Единственными контактами мозга с миром снаружи служат пучки нервов, подобные тем, что тянутся от глаз, ушей и кожи. Как же сигналы, поступающие по этим нервам, порождают в нас чувство «пребывания» во внешнем мире? Ответ таков: это ощущение является сложной иллюзией. Мы не имеем прямого контакта с внешним миром. Вместо того мы работаем с моделями мира, которые строим в разуме. В следующих нескольких разделах настоящей книги я попытаюсь набросать очертания этого процесса.

Поверхность кожи содержит бесчисленное множество агентов, чувствительных к прикосновениям, а сетчатка глаза содержит мириады крошечных детекторов света. Ученым известно многое о том, как эти датчики посылают сигналы в мозг. Но гораздо меньше мы знаем о том, как эти сигналы порождают ощущения прикосновения и зрения. Проведем простой эксперимент.

Коснитесь своего уха.

На что похоже ощущение? Ответить невозможно, поскольку сказать почти нечего. Теперь проведем другой эксперимент.

Коснитесь своего уха дважды, в двух разных местах, а также коснитесь носа.

Какие два касания кажутся наиболее схожими? На этот вопрос ответить гораздо легче: можно сказать, что два касания уха схожи по ощущениям. Очевидно, об «отдельном ощущении» самом по себе мало что можно сказать, зато мы часто говорим многое, когда возникает возможность делать сравнения.

Рассмотрим аналогию с явлением, которое в математике именуется «идеальной точкой»[14]. Не следует рассуждать о ее форме; у нее просто нет формы! Но поскольку мы привыкли к тому, что у всего есть формы, мы не можем не воображать такие фигуры, как круглые и крошечные точки. По тем же причинам не следует говорить о размере точки, поскольку математические точки, по определению, лишены размеров. Тем не менее мы не способны удержаться от мысли, что такие точки наверняка очень маленькие.

На самом деле об одиночной точке сказать абсолютно нечего кроме того, как она расположена относительно других точек. Дело не в том, что подобные абстракции слишком сложно объяснять, а в том, что они слишком просты для объяснений. Нельзя даже говорить о местоположении точки самой по себе, поскольку «где» имеет смысл только по отношению к другим точкам в пространстве. Но стоит нам определить несколько пар точек, как мы можем соотнести их с линиями, которые соединяют эти точки, а затем мы можем установить новые точки там, где различные линии будут пересекаться. Повторение процедуры способно порождать целые геометрические миры. Едва мы осознаем ужасающий факт: точки ничего не представляют сами по себе и существуют только по отношению к другим точкам, – сразу возникает вопрос, которым задавался Эйнштейн, а именно: являются ли время и пространство чем-либо еще помимо обширных областей сближений?

Точно так же мы крайне мало можем сказать о всяком «единичном ощущении» или о деятельности всякого отдельно взятого агента обнаружения чувств. Однако куда больше возможно сообщить об отношениях между двумя (или более) касаниями кожи, поскольку чем ближе друг к другу два очага прикосновения на коже, тем чаще к ним будут прикасаться одновременно.

11.3. Сближения

Причиной, по которой наша кожа может ощущать, являются мириады нервных окончаний, а бесчисленное множество нервов тянется от нашей кожи к мозгу. В целом каждая пара соседних участков кожи соединена с соседними участками мозга. Это следствие того, что нервы обычно объединены в пучки параллельных волокон – более или менее вот так:

Рис. 38

Каждый сенсорный опыт подразумевает активность множества различных датчиков. В целом чем выше степень возбуждения двумя стимулами одних и тех же датчиков, тем более похожими оказываются парциальные ментальные состояния, генерируемые этими стимулами, и тем более схожими «кажутся» эти стимулы, просто потому что они приводят к почти одинаковым психическим последствиям.

При прочих равных условиях очевидное сходство двух стимулов будет зависеть от степени, в которой они приводят к аналогичной активности других агентов.

Тот факт, что нервы от кожи к мозгу, как правило, пролегают параллельными пучками, означает, что стимуляция соседних участков кожи обычно вызывает довольно схожую реакцию мозга на это раздражение. В следующем разделе мы увидим, как это обстоятельство позволяет агенту в мозгу выявлять пространственную структуру кожи. К примеру, когда мы двигаем пальцем по коже, происходит последовательная стимуляция нервных окончаний и можно с уверенностью предположить, что новые ощущения связаны