Следующий день. Заключительный обед. Музыка. Речь мировой звезды бизнеса. Полтора часа английских слов. Конец. Овации. Андрей с Леной выходят из зала. Наперерез — худой, почти раковый, с пронзительными глазами. Глаза горят:

— Ну, теперь, господин Кругов, вы поняли нашу свободу, вы поняли, как мы свободны?

Андрей не удерживается от хохота.

Лицо худого передёргивается.

Последний день. Последний обмен адресами. Связи, связи. Изюминка: выступление пророчицы (официальной гадалки Белого дома). «Наш Нострадамус!» — кричат газеты. Зал, женщина в золотом платье. Гадалка пророчествует…

Последний вечер. Сумерки над столицей западного полумира. Экскурсия в западногерманское и китайское посольства. Западногерманское — всё обычно, ощущение — подчинённые второго разряда. Китайское уже другое — некоторая независимость. Но их прощальные слова: «У китайского и американского народов много общего».

И, наконец, возвращение в К. Отдых.

На следующий день Андрей пошёл к Муру:

— Если честно, я не вполне понял, что значил весь этот содом.

Уильям добродушно расхохотался:

— Чего тут непонятного? Здесь нет прямых наёмников, а есть конкуренция. Вы должны сами понять, что от вас требуется, и предложить себя. Заинтересуются — купят. Если вы поняли, что требуется, — уже это будет говорить за вас. Здесь никто не стучит кулаком по столу и не кричит: «Делайте то-то и то-то». К тому же предложения превышают спрос. Если не понимаете — живите в безвестности, трудитесь, как клопы, найдутся другие. К тому же покров демократии должен всегда соблюдаться, не забывайте об этом.

7

Книга вышла. Начались молниеносные поездки в Нью-Йорк, подписи книги в университете, встречи; наконец, первые рецензии — осторожные, но положительные. Самые «основополагающие», политические газеты, журналы молчали — «не свой», но литературные отозвались довольно значительно. Майкл написал большую статью в леволиберальном журнале. Отмечалось сюрреалистическое своеобразие легенд, их странно-современный подтекст, элементы фольклора и вместе с тем связь с древней философией; и совершенно неожиданно гротеск, юмор, что не свойственно, в общем, этому жанру. Богатство фантазии. Необходимость подобного направления в литературе при современном оскудении её, сухом рационализме и бегстве от глубины…

Уильям утверждал, что откликнулись критики довольно известные, но в чём-то нетрадиционные для Америки. Джим Макферсон разразился блестящей статьёй, а к нему прислушивались. Литературный успех — тем более для первой книги, да ещё иностранца — был налицо. Американский ПЕН-клуб, который раньше просто помогал, неожиданно принял Андрея в свои члены, а это допускалось только после публикации двух-трёх англоязычных книг (и только в виде исключения после одной, если она экстраординарных художественных достоинств). Этот приём означал, что Андрей стал реальным членом американского ПЕН-клуба. Это сразу повысило его статус. Несколько литературных справочников (в том числе международных) обратились к нему с просьбой прислать биографию. От русскоязычных издательств тоже посыпались предложения.

В университете, правда, интересовались больше не сутью его книги, а самим фактом — важным камешком в дальнейшей карьере. Все в один голос твердили, что серьёзная литература, а тем более переводная здесь в убытке — даже лауреаты Нобелевской премии, если они иностранцы, мало продаются.

Но всё же спустя два-три месяца, когда стал очевиден скромный объём продаж, несмотря на большое количество рецензий, Андрей серьёзно огорчился. Конечно, он получил аванс, но оказалось, что на большее трудно рассчитывать. Это подрывало надежды на независимую жизнь. Но американцы в университете упрямо твердили ему, что это нормально, что первая книга — только начало, надо думать, что предложить дальше, и так далее. И что нужно правильно выбрать это продолжение, иначе всё пойдёт прахом — и первая книга забудется, и второй не будет… А литературный успех и успех коммерческий — совершенно разные вещи, крайне удивительно, что он добился успеха сам по себе, только за счёт литературы.

Тем не менее Андрею приходили письма, в том числе и из Англии, от знаменитого писателя (одного из самых прославленных и глубоких в Британии литературных критиков), который прислал — что для него было редкостью — подробное письмо на нескольких страницах (скорее литературный анализ), в котором заявлял, что для него ясно, что в современной англоязычной литературе он не может найти писателя, близкого по силе Андрею, по крайней мере если судить по этой книге.

Одно «местное» письмо от довольно известного американского писателя, правда не такого масштаба, рассеяло многие его иллюзии (он бережно хранил это письмо).

Дорогой Андрей!

Спасибо за Вашу книгу, которую я читаю с огромным интересом. Скажу честно: я люблю такую литературу! Я ещё не прочёл всё. Такая книга должна читаться медленно. Без сомнения, это настоящее искусство, проникающее в сердце. Такое — редкость в наши дни. Подтекст, символика — всё это замечательно…

Вы наверняка огорчились, обнаружив, что в этой стране невозможно жить литературным трудом. Я, конечно, имею в виду Литературу с большой буквы. Передо мной лежит книга Мартина С. «Московский парк». Я ничего не имею против него, но это безумие, что на этом диком убожестве (я уже не говорю о том, что он будет иметь с экранизации) автор заработал несколько миллионов долларов, в то время как Андрей Кругов должен быть счастлив, что его вообще напечатали.

Что-то ужасное случилось в этой стране с культурой (и в меньшей степени — то же самое в Западной Европе), с тех пор как я стал публиковаться здесь двадцать лет назад. Тогда ещё было возможно говорить с редакторами о стиле, о языке, о содержании… Сейчас об этом никто и слышать ничего не желает… Все говорят исключительно о деньгах. А последние годы ещё хуже: почти все крупные издательства скуплены компаниями и монополиями. Издание книг приравнено к производству башмаков. Всё мало-мальски талантливое, где есть хоть намёк на мысль, — беспощадно отбрасывается. Издательства выпускают только бессмысленное чтиво, на котором можно заработать.

И всё же старики продолжают публиковать тех нормальных писателей, которые выдвинулись раньше, — всё-таки слово «литературный престиж» ещё не совсем забыто… Но для новых пути заказаны. И я с ужасом думаю, что лет через двадцать само понятие о культуре исчезнет в нашей стране. Вы должны знать, Андрей, что вы ходите по лезвию ножа.

Ещё раз от души благодарю за удивительную книгу, и да поможет Вам Бог.

Искренне Ваш,

Роджер Свейн

8

Круговы решили всё-таки совершить фундаментальную поездку в Нью-Йорк, дней на десять. Выбрали подходящее время, праздники. Лена радовалась всей душой.

— Ах, как мне здесь всё надоело! Спасу нет. Я уже по Нью-Йорку скучаю, вот до чего дожила. Там хоть динамизм, отчаяние, восторг, сумасшествие… А здесь —