Я никогда не смогу забыть, как дон Джеппино молча гладил лицо моего брата, а из его глаз градом катились слезы. Пусть я и понимал, что в тот день главную роль играл Марчеллино, все равно не переставал надеяться, что отец повернется и увидит, как идеально я выбрит. Но он не произносил ни слова и продолжал гладить шершавое, пожелтевшее лицо моего брата. Тогда я подумал: ну вот, видишь, Марчеллино отец не ругает за то, что он умер не побрившись.

Несколько недель спустя у отца окончательно ослеп правый глаз. И в свои неполные пятьдесят лет дон Джеппино отказался смотреть на этот мир: с того дня он заперся в спальне и больше из нее не выходил, предпочитая слушать радио в полумраке.

Что ты хочешь услышать, Американец? Двадцать семь лет за письменным столом – это целая вечность. Я сразу понял, что работа в Банке Неаполя будет скучной, но мне нравится скука, она оставляет время на размышления и принятие решений. А в таких условиях можно заработать кучу денег. Пусть я и отдал банку все свои силы и время, но в итоге остался в выигрыше.

Поначалу я рассчитывал, что мне в рот сами посыплются крохи с богатого стола, и терся у ног других сотрудников, как собачонка с высунутым языком, из пасти которой несло хронической неудовлетворенностью. Но крохи меня не интересовали, я хотел целую буханку, хотел пить из того же источника, что утолял жажду сидящих за столом банковских служащих в вечерних костюмах, чьи пухлые щеки розовели от выпитого низкосортного вина.

Я начал с небольших пакетов акций. Покупал их и продавал. Прибыль выходила смешная, но это все же была прибыль. Тогда экономика была нехитрой материей: существовала только одна верная интерпретация фактов, и от тебя требовалось лишь быстро обрабатывать новую информацию, хоть немного знать статистику, а если ты парень шустрый, достаточно было внимательно просмотреть газету «Иль соле вентикуаттро оре», чтобы понять, на какую лошадь поставить.

Я обладал сверхъестественным чутьем и предсказывал динамику биржевой торговли, но этот мой дар никогда особо не ценился руководством.

Банк. Он, казалось бы, должен был быть оплотом капитализма, но я чувствовал себя так, будто живу в СССР при Сталине.

Руководители, политики, профсоюзные деятели, предприниматели. Каждый день я видел, как они роятся в коридорах банка, и эти сукины дети наверняка знали, что на крохи с их стола я мог купить все, о чем мечтал и о чем мечтали мои жена и сын. Вопрос только в том, какие границы ты устанавливаешь для своей мечты.

А потом ни с того ни с сего Банк Неаполя приказал долго жить. Бум!

Без предупреждения. Хлопнули по плечу, сунули в руки паек и сказали: «Иди, добрый человек, радуйся пенсии, теперь здесь все принадлежит нам».

Но никогда нельзя недооценивать человека, не определившегося с границами своей мечты.

Игрок на бирже из Паскуале Соммы был неважный, однако он мог похвастаться сообразительностью и честностью. К сожалению, от его никчемного сына залетела вертихвостка с частного телеканала, и тому пришлось на ней жениться. Они купили дом, влезли в долги. А потом парня уволили. И Паскуале пришлось взвалить на себя их кредит.

Мы тогда переживали не лучшие времена из-за пузыря доткомов, так что я отвел своего друга к Кирпичу, чтобы взять денег в долг.

Я всегда старался держаться подальше от преступного мира. Но я тоже не с луны свалился. Я вырос на улице и знал, что жестокость – это стратегия для продвижения собственного бизнеса, причем, вероятно, самая действенная. Но в то время я толком не понимал, что это значит. Когда я, еще будучи студентом, писал диплом о таможенных пошлинах, то увидел, что мир бизнеса движется как раз в противоположную сторону. Угрозы и физическая расправа были контрпродуктивными методами. Что мне никак не удавалось понять, так это упрямое желание мафиози, имеющих безграничные возможности для инвестиций, оставаться в рамках примитивной финансовой системы координат и не отступать от нее ни на шаг. Когда на рынке только и говорили, что о глобальном развитии, интернационализации и дематериализации денег, эти старомодные джентльмены удачи расхаживали по городу, засунув пистолет в трусы, и прятали деньги под плиткой. Так они и жили, только если не получали пулю в голову от бывшего соратника или не попадались в лапы полиции.

Но даже далекие от либеральных идей головорезы могли догадаться, что пришло время перемен.

Однако в тот день, когда мы с Паскуале отправились просить взаймы, я еще не понимал, сколько это время перемен сулит возможностей, как и не представлял, что рядом с боссом уровня Кирпича нет никого, кто направил бы его в нужную сторону.

– Добрый день, господа, – поприветствовал нас невысокий, коренастый мужчина с довольно-таки незапоминающимся лицом, – чем я могу вам помочь?

– Мой друг переживает тяжелый период. – Я указал на сжимавшего в руках шляпу Паскуале, чьи оттопыренные уши цветом напоминали томатный соус.

– Прекрасно, – приободрил нас Кирпич, – мы как раз и занимаемся тем, что помогаем справиться с тяжелыми периодами.

Несколько месяцев спустя сын мыловара пропустил выплату очередного взноса, а раз я выступал его поручителем, меня, как было заведено, сопроводили в подпольное казино в районе Ареначча, чтобы разобраться, в чем дело.

– Добрый день, – сказал Кирпич, улыбнувшись своей невыразительной улыбкой. – Присаживайся.

Я сел на обшарпанный стул около бильярдного стола, а босс продолжил упражняться с кием. Через десять минут я понял, что он успел навести обо мне справки.

Он знал все. Где я родился, кем были мои родители, как я познакомился с женой, какую роль играл в банке. Он знал даже о том, что Нана какое-то время активно помогала в столовой для бездомных и что мой сын учился в университете на отлично.

Перечислив основные факты моей биографии, он поставил кий в киевницу. От него не укрылось мое волнение. Он подошел к холодильнику, достал две бутылки пива, откупорил, одну из них протянул мне и, наконец, опустился в кресло по другую сторону письменного стола.

– Не бойся, – успокоил он, – тебе ничто не угрожает, я хочу помочь.

Ему было плевать на деньги, которые задолжал Паскуале, он относился к этой ситуации как к мелкому недоразумению, которое вот-вот разрешится.

– Расслабься, – сказал он, – я тебя пригласил, потому что хочу стать твоим другом.

– Другом? – переспросил я подозрительно.

– Другом, – подтвердил он.

– И что я должен делать в этом новом для меня качестве?

– То, что обычно один хороший друг делает для другого, – давать советы. Это уникальная возможность, в Банке Неаполя ты мог о ней только мечтать: ты наконец-то проявишь свои таланты и будешь распоряжаться реальными деньгами, ты себе даже не представляешь какими. А взамен тебя ждет царское вознаграждение.

Сперва я растерялся и даже немного обиделся на такое предложение, поэтому возразил, что он многого не знает: банк дал мне о-го-го какие возможности, помог выкарабкаться из нищеты, в которой я вырос, позволил мне стать уважаемым человеком, мужем, отцом семейства. Если говорить о карьере, то много лет назад у меня была возможность возглавить филиал в Гонконге. Прими я это предложение, сказал я, стал бы важной шишкой и большим начальником.