– Семра, съешь хоть что-нибудь! Честное слово, ничего не отравлено! – это хозяйка, любезно-настойчиво.

– … эти их тюрбаны ужасные, – это Дилара, опять что-то о волосах.

– А как узнаешь, где радиация, где что? Кто же нам сообщит: вот, мол, неблагоприятный район, в нем жить нельзя?! – это Филиз, громко и самоуверенно.

– Вы в своих газетах такого не напишете, правильно? Вы все сплетнями пробавляетесь, – что-то София сегодня в ударе и цепляется к журналистке. Обычно она себя так не ведет, всегда сама доброжелательность. Хотя – кто знает? – может, у них с Гюзель какие-то давние счеты, откуда Айше знать?

– … и гормоны всякие в мясе, – Элиф, похоже, склоняется к версии всеобщего экологического неблагополучия. Ну и отлично! Согласится признать расследование законченным.

– Да мы просто переели, не берите в голову! – Джан самокритична, надо отдать ей должное.

– Газета, между прочим, не моя, и не я решаю, о чем писать, о чем нет!

– Ну, ты-то от этого не страдаешь, ты все о своем, о девичьем!

– У нас совсем рядом воинская часть, и неизвестно еще, что они там испытывают!

– Ой, Селин, не придумывай, что они в черте города могут испытывать? Атомную бомбу? Кто же им позволит? Сейчас все-таки не те времена…

– А эта… помните?.. как же ее звали?.. которая в парламент в тюрбане пришла… у нее, наверно, просто волосы вылезали!

– Ха-ха-ха! – заразительно расхохоталась Дилара. – Отличная мысль! А политика тут вообще ни при чем! Надо было ей так и сказать: «Господа мужчины, у меня что-то с волосами, я в платочке тут посижу тихонечко, ладно?» И никакого скандала на весь мир, и никто бы ее гражданства не лишил. А то раздули целую историю!

– Надо об этом написать! – завладела общим вниманием Гюзель. – Если половина измирских женщин надела тюрбаны, это не значит, что они сторонницы шариата, у них просто-напросто от плохой экологии лезут волосы. Этим объясняется и тот факт, что вся эта серая масса сконцентрирована на одном берегу залива… Непременно напишу что-нибудь в этом роде. Забавно получится. Проведу журналистское расследование, подделаю парочку социологических опросов…

– Правильно, – смеясь, поддержала Айше. – Дарю эпиграф: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись». Хоть мы и живем в восточной стране, но на западном побережье, и чадру носить не собираемся.

– А в Англии, наверно, думают, что все турецкие женщины…

– А вы знаете, скольким просто платят за то, чтобы они носили эти платки? Я об этом тоже напишу, только поближе к выборам…

– Это Киплинг или нет? Я забыла…

– Неужели платят?! А кто?..

– Джан, погадаешь потом на кофе?..

Разговоры снова слились в шум, кто-то смеялся, кто-то перешептывался. Вернулась Илайда, незаметно выходившая покормить ребенка. Лили вновь принялась отдавать приказания домработнице, что предвещало, судя по всему, перемену блюд. Кажется, речь шла о кофе и о том, что пить его будут не в гостиной. Айше огляделась в поисках часов – надо же, уже восемь! – и протянула свою тарелку собиравшей их служанке. Но та не заметила ее жеста, то ли потому, что не ожидала помощи, то ли потому, что брала в это время тарелку Гюзель.

– Вы правда хотите подделать социологический опрос? – тихо спросила девушка журналистку.

– А чем мы, по-вашему, постоянно занимаемся?! Тем, что нам заказывают, деточка, и только этим! Даже все эти разговоры про тюрбаны и отношение к ним, их же раньше было куда меньше, а почему? Потому что сейчас мы специально подогреваем интерес к этой теме и сеем вражду, – Гюзель с воодушевлением вцепилась в возможность покрасоваться перед слушателями.

– Нет, это просто возмутительно! Ты здесь не для умных разговоров с гостями! Удивительно, до чего распустилась прислуга! Элиф, где ты это сокровище откопала?.. Гюзель, ты тоже хороша! Нельзя это безобразие поощрять ни в коем случае. Все готово? В зимнем саду, я спрашиваю, все готово? Здесь ты можешь убраться и позже, – и, резко сменив тон и выражение лица, Лили подала сигнал к началу второго акта: – Проходите, пожалуйста, в зимний сад. Элиф, дорогая, ты покажешь Айше, где зимний сад? Илайда, ты можешь перенести малыша, там тоже очень тепло… ну, как хочешь. Прошу, прошу… София, милочка, Гюльтен обойдется без тебя!.. Пожалуйста, в зимний сад…

Она надеялась, что никто не услышит.

Позвонить было просто необходимо, она не могла знать, что возникнет такая ситуация. Непременно надо сообщить, такие решения не ей принимать. Неизвестно к тому же, чем это может грозить. Ясно только, что ей самой с этим не справиться. Пусть дают указания или сами что-то делают. Если тихонько позвонить, никто не услышит. Квартира, слава богу, огромная. Конечно, о хозяйском телефоне нечего и думать: один аппарат в гостиной, у всех на виду, наверняка где-то лежит и трубка радиотелефона, но где? Надо найти тихий уголок подальше от всех и вытащить сотовый.

А ведь как удачно все складывалось! Все эти разговоры – нарочно не придумаешь! Каждая так или иначе подставилась. Потом начнут на следствии вспоминать, еще добавят, чтобы другим насолить, и подозреваемых сколько угодно. Если оно вообще будет, это следствие. Может, и обойдется. А на нее так и вообще никогда не подумают. Так что с этим-то все в порядке.

А вот тот разговор… Из-за него все усложняется. Хотя непонятно, что она, собственно, знает и что собирается предпринимать. Но выяснять некогда. Потом придется ее специально разыскивать, выслеживать – хлопотно и рискованно. Проще подстраховаться. Позвонить. Незаметно достать мобильник и говорить тихо.

Сейчас надо будет идти в зимний сад, возникнет шум, движение, кто-нибудь в ванную завернет, кто-нибудь в туалет. В этой суматохе можно попытаться. Жаль только, что долго объяснять. Она попробовала четко сформулировать проблему, используя минимум слов. Лучше всего, конечно, было бы послать сообщение, но сколько это займет времени! Надолго уединиться не удастся. Журналистка, правда, недавно и посылала, и принимала сообщения, но ей простительно. Никто и головы не повернул: у нее профессия специфическая.

В маленькой гостевой спальне спит ребенок. Если незаметно завернуть туда? Кроме матери, никто не зайдет, побоятся разбудить. Даже бабка – только советы давать горазда, а сама ни разу с места не поднялась, чтобы дочке помочь. А Илайда, если и зайдет, ничего не поймет. Ей, похоже, все здесь до смерти надоели, умирает от скуки, все на часы посматривает. Зачем ей я с моим телефоном? К тому же она молода, для нее мобильный телефон – самая обычная вещь, вроде носового платка. Остальные бы вытаращились.

Все! Пора. Двинулись. Гостиная наполнилась шорохами, скрипами, стуками. Она быстро проскользнула во временную детскую.

Ответили сразу.

– Что у тебя? – прозвучало вместо приветствия. Как хорошо, что все сотовые теперь сообщают своим владельцам, кто им звонит: не нужно тратить время и слова на представление. – Что-нибудь не так?