В ушах звенит, сердце усиленно таранит грудную клетку.

У двери в кинотеатр стоит Саша вместе с Настей. Судя по удивленным лицам — не только мы заприметили это скрытое и укромное местечко.

— Не помешаем? — собравшись, интересуется Журавлёв.

Скольжу взглядом по примятой рубашке, расстёгнутом ремне и топорщащейся ширинке. Нервно сглатываю, когда карие глаза спускаются от моей шеи к груди.

Жду, что Наиль откажет и попросит их тут же уйти, но вместо этого ощущаю давление ладони на поясницу.

Глава 26

Что такое норма?

Где установлены границы нормальности?

Кто может определить, где находится красная зона, а где — пока ещё желтая?

Раньше мне казалось, что я с точностью знаю предел, и, в случае малейших колебаний, вовремя смогу затормозить.

В текущую секунду, подчиняясь мужу и плавно опускаясь коленями на кожаную обшивку дивана, это кажется надуманной ерундой.

Не смогу.

Норм не существует. Стоп не работает. А грань — у каждого своя.

Мою, видимо, смыло дождём.

Дверь, отрезающая нас от внешнего мира, тут же захлопывается. Два поворота замка, шаги — мужские и женские. Тихо пружинит диван.

— Насть, сделай звук громче.

Присутствие постороннего голоса током прокатывается от макушки до пят. Наэлектризовывает волоски.

Наиль жарко прижимается губами к коже и, прочерчивая влажные следы, спускается по позвоночнику. Чувственно, упрямо. Вопреки.

От мужа волнами исходит сокрушающая энергетика, которая усиленно качает кровь и заставляет сердце буквально дребезжать где-то за рёбрами.

Тело раскаляется, плавится. Я тихо стону, зажмурившись. Наивно хочу, чтобы было наоборот — сухо, неловко. Без расплескивающейся через край похоти. Но новая капля влаги против воли стекает по внутренней стороне бедра, не оставляя ни единого шанса на то, что происходящее категорически мне претит.

Звук кинофильма становится громче. Заглушает то, как жалобно я произношу имя мужа. Знаю, уже не поможет, но повторяю и повторяю, будто заведённая.

В барабанных перепонках гул, пульс достигает максимальной отметки. Влажный язык мужа лижет ниже лопатки, а я цепляюсь правой рукой в спинку дивана, чтобы не потерять равновесие и не грохнуться в обморок от осознания масштабов происходящего безумия и того факта, что в комнате мы уже не одни.

Наиль обхватывает ладонью мою шею, вынуждая повернуть голову. Целует в уголок рта, давит пальцами. Воздуха катастрофически не хватает. Его здесь вообще слишком мало для нас четверых.

Когда встречаемся в поцелуе и пылко прижимаемся губами — хватка слабеет, но зато зубы, соприкасаясь, звонко цокают, а языки ярко и ласково сплетаются.

Во рту знакомый привкус, но я, чёрт возьми, не узнаю мужа. Будто не он, другой. Кто-то заведённый, развратный и дикий.

Интересно, когда сдвинулись нормы Наиля? В какой момент? Раньше ли, чем мои?

— Иль… — зову сокращённо.

В нем море силы и заинтересованности. Тело — словно раскалённая печка. Азарт передаётся и мне.

Отстранившись, смотрю в чёрные глаза-омуты. Захлёбываюсь, ухожу под воду. Добровольно тону.

Дыхание глубокое, тяжёлое. От прямого зрительного контакта с мужем по венам проходит вспышка, а затем — уничтожающий мощный взрыв.

Трясёт неистово.

— Иль, — повторяю.

— Полька…

Жду объяснений, требую. Что будет? С кем? Чего ты хочешь? Можно не словами — глазами ответить.

Смотрю пристальнее, улавливаю большее — жажду, просьбу, приказ. Не заканчивать — продолжать.

— Всё под контролем.

Заверяет уверенно, но пол под нами качается и дрожит.

— Я с тобой.

Рваный вдох-выдох. Каждый оголённый участок пылает.

— Ты со мной, — подтверждает, чуть улыбнувшись. — Ничего не бойся.

Возможно, глупо и наивно, но я ему верю. Как верила всегда — каждый день на протяжении десяти лет счастливой совместной жизни.

Пальцы на шее размыкаются, руки перемещаются на бёдра — стискивают талию и приподнимают платье до пояса.

Я устремляю взгляд прямо. Перед глазами мутно, но я точно вижу, как Журавлёв спокойно располагается на диване. Потянувшись, увлечённо и порывисто целует жену.

Скулы красиво двигаются, язык глубоко проникает. Против воли испытываю шквал эмоций во много раз сильнее, чем несколькими часами ранее, когда я была в одежде и нижнем белье.

— Возьми в рот, — читаю по губам.

Тонкие бретельки красного наряда медленно спадают с плеч, оголяя пышную упругую грудь с маленькими аккуратными сосками.

Настя сползает на пол и встаёт на колени. Расстегнув ремень и молнию, приспускает чёрные боксёры и высвобождает эрегированный член.

Приоткрываю рот, задыхаюсь. К лицу приливает краска.

Наблюдаю, как на затылок опускается ладонь, а пальцы зарываются в светлые волнистые волосы. Секунда — и напомаженные губы легко скользят по выпуклым венам вниз.

— Прогнись, — звучит за спиной надтреснутый голос Наиля.

Знаю, что смотрел и он. Вид отсюда открытый, точный. Несмотря на царящий и плотный полумрак.

Платье ненужной тряпкой болтается на талии, соски болезненно ноют. Я убираю волосы на одну сторону и выполняю просьбу мужа. Прогибаюсь, оттопыриваю ягодицы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍В голове рой вопросов. Как жить завтра? Как уснуть и проснуться? Как смотреть окружающим в глаза? Не пожалеем ли мы после?

Неожиданный и пронзительный взгляд Саши вышибает из лёгких весь воздух. Как будто со всей дури зарядили чем-то тяжёлым в грудную клетку.

Раньше я думала, что секс в общежитии, когда за стенами горланят песни сокурсники, или в палатке у костра на сборах — это самое развратное, что было в нашей с Наилем интимной жизни, но теперь понимаю, что нет. Первое место здесь. В кинотеатре. Где глаза Журавлёва беззастенчиво жалят моё тело в области груди, живота и там, где адски мокро и пальцы Наиля нежно водят по клитору.

Зрительно даю понять, что я под надёжной защитой. В руках любимого мужчины. У нас по-прежнему замечательная и крепкая семья, что бы и кто не думал.

Вскидываю подбородок, выдерживаю обрекающий на пытки контакт.

Меня имеешь не ты.

Хотя бы