— всего лишь способы коммуникации, за которыми могут стоять разнообразные мотивы.

Я знаю, что мой муж не перейдёт черту. Доверие — это то, на чём всегда базировались наши отношения. Основа основ, которая держала сложную конструкцию под названием «семья» долгие годы.

И, тем не менее, хочется ворваться и прекратить флирт. Показать, что этот мужчина — лишь мой.

Как сказал Наиль минутами ранее — я и ревную, и льстит. На чаше весов — поровну. Что-то похожее испытываю и я.

— Ты сегодня в роли наблюдателя? — звучит насмешливый голос за моей спиной.

Я резко захлопываю дверь и разворачиваюсь на каблуках, встречаясь взглядом с Сашей.

Весь вечер мы провели, не трогая друг друга. Именинник вёл себя со всеми девушками одинаково — приветливо, гостеприимно и радушно. В какой-то момент показалось, что так будет всегда — Журавлёв не станет меня выделять. Но стоило выйти на танцпол, как иллюзии рухнули.

Не отвечая на заданный вопрос, опираюсь плечом о холодную стену. Про себя — злюсь и психую, потому что не хотела бы, чтобы меня в очередной раз ловили беззащитной и потерянной.

— Я ждал, что ты напишешь вчера, — произносит Саша, опустив руки в карманы брюк и качнувшись с носка на пятку.

Я фыркаю и скрещиваю руки на груди. Защищаюсь, поставив блок на чересчур личные вопросы. Знаю, что бессмысленно, но вдруг когда-то поможет?

— Вчера я была занята поиском подарка на твой день рождения. Это, кстати, непростая задача. Пришлось потратить почти весь день.

Губы Журавлёва неожиданно расплываются в открытой и вполне искренней улыбке, которая прямо-таки обезоруживает.

Не зная, куда деть взгляд, опускаю его в пол. Смотрю на носы своих бежевых лодочек на тонкой шпильке и прислушиваюсь к посторонним звукам.

— Да я, знаешь ли, абсолютно неприхотлив.

Тихий бархатный голос пробирает каждую клетку и заставляет сердце усиленно качать кровь. Возможно, сильнее, чем когда-либо.

— Сказал мужчина, который потратил баснословные суммы на празднование, нанял лучших в стране диджея и повара, — проговариваю в ответ.

Саша усмехается, совершая шаг навстречу. Волоски на коже наэлектризовываются, поэтому я растираю предплечья, делая вид, что мне адски холодно.

— Ты сделаешь лучший подарок, если согласишься со мной потанцевать, — нескромно предлагает.

Вскидываю взгляд, всматриваюсь в до невозможности красивое лицо. Я бы хотела найти на нём хоть один изъян, но не могу.

Отступаю, упираясь лопатками в массивную дверь. Презираю себя за то, что могу пресечь любые поползновения в свою сторону, но не хочу. За стеной можно найти спасение. Проблема в том, что я выбираю тонуть.

— Пожалуйста, Полин, — протягивает руку, становясь по-настоящему серьезным.

Я смотрю на длинные пальцы, серебристый ремешок часов. Невольно плыву ниже, вспоминая неуместную фразу.

Кое-какие плюсы в Саше всё-таки есть.

Как стереть это из памяти?

— Я натанцевалась, — неуверенно, но отказываю.

Вероятно, я гораздо пьянее, чем казалось изначально. Баланс нарушается, внутри настоящий раздрай. Меня попросту ведёт.

Прикосновения к запястью не ощущаются критичными, но кожу слегка жжёт, когда наши с Журавлёвым пальцы встречаются.

— Изменникам отказывать нельзя, Полин.

Глава 24

Медленный трек давно закончился, пока мы болтали в коридоре, но Журавлёва это не останавливает. Он подходит к диджею и заказывает новый.

Быстрая ритмичная музыка резко сменяется плавной и чувственной.

Люблю эту песню, но вслух не скажу, что попал в цель.

Гости в недоумении. Переглядываются и, конечно же, не спорят с именинником. Часть возвращается к столу, а остальные образуют пары и продолжают танцевать.

Застыв посреди танцпола, облизываю сухие губы. Пульс оглушает.

Наиль до сих пор не вернулся, и один бог знает, до чего дошёл его флирт с Настей. Наш с Сашей — до совместного танца.

Журавлёв делает быстрый шаг ко мне. Смотрит так, словно боится, что подарок исчезнет. Для такого уровня достатка нет ничего удивительного в том, чтобы приравнивать человека к вещи.

Мгновение — и крепкое мужское тело прижимается к моему. Я вздрагиваю, трясусь. Похоже на то, что боюсь.

Одну руку Саша уверенно опускает на мою поясницу, второй — обхватывает ладонь и поднимает в воздух, чтобы быть главным и вести.

Сердце отбивает хаотичные удары, а запах незнакомой туалетной воды стремительно окутывает с головы и до ног. Наиль пользуется другой. Более выраженной, глубокой. Не могу сказать, что эта мне не нравится. Непривычно, но довольно-таки приятно вдыхать.

— Такая маленькая, — подмечает Журавлёв.

Устремляю взгляд на воротник его рубашки, рассматривая края татуировки. Пытаюсь абстрагироваться.

Песня длится максимум четыре минуты. Это мало, но при таком контакте — будто вечность.

Втягиваю носом воздух, моргаю. Кажется, что свет в зале нарочно приглушают. Скорее всего, это всего лишь разыгралось мое воображение, но контролировать его не могу. Растрачиваю силы на оборону.

Саша наклоняется ниже, задевает жарким дыханием висок. Узор на его шее расплывается перед глазами.

Намеренно упираюсь свободной ладонью в каменную грудь, выравнивая чересчур близкую дистанцию до более безопасной.

— У тебя татуировка на шее, — произношу хрипло. — Давно?

Пальцы на моей пояснице ощутимо вздрагивают и вдавливают ткань платья в кожу. Создается впечатление, что в том месте, как минимум, останется ожог. Горячо, печёт.

— Давно. Сделал по молодости-глупости. Планирую вывести лазером.

Примерно такой ответ я и ждала. Назло обществу, отцу. Отношения с ним, как я поняла, не совсем спокойные и ладные.

— Меня, как художника, интересовало, что на ней изображено.

Не вижу, но чувствую, что улыбается. Я, наверное, недостаточно сильная, чтобы вскинуть взгляд и лично в этом убедиться. И без того качает.

— Почему-то так и думал, что ты — творческая личность. Меня нарисуешь?

Начало диалога вполне безобидное. Мне заходит. Тем более среди гостей Журавлёв точно не рискнет двигаться на красный.

— К следующему дню рождения — возможно. Если не рассоримся.

Саша ведёт головой вправо. Специально или нет, но задевает губами кожу на