– Я тебя искал, – сказал папа холодно, – уезжаю, могу подбросить до метро.

– Спасибо, но лучше я пешком пройду, остыну.

– Ну, как знаешь. Проводи меня тогда до ворот, – взяв его за локоть, папа повел его к выходу из парка. Когда они отошли настолько, что никто из сотрудников не мог их услышать, папа с тяжелым вздохом произнес: – Рановато ты начал сдавать позиции, не находишь?

– Третье место, бронзовый призер. Тоже считается.

– Константин, как тебе не стыдно! Я мог бы еще смириться с тем, что мой сын проиграл какой-то девке, но что он удовлетворен третьим местом и числит поражение победой…

Тут папа замолчал и картинно развел руками, видимо, давая этим понять, что не изобретено еще подходящих слов для выражения отцовской скорби по такому случаю.

Костя на всякий случай виновато вздохнул, а сам подумал, что времени на то, чтобы перед забегом подбодрить сына, у папы не нашлось, зато распекать – сколько угодно. Все как обычно.

– Ты должен понимать, что победа – это быть первым, а не вторым и не десятым! Рано тебе еще довольствоваться малым, Константин!

– Что поделать, эта девушка действительно оказалась лучше подготовлена, чем я.

– Чтобы я больше не слышал подобных жалких оправданий! Главное качество мужчины – это требовательность к себе!

– А я думал отвага и мужество, – сказал Костя, пряча улыбку.

– Одно вытекает из другого. И не смей хамить!

– Извини, пожалуйста, я не хотел тебя обидеть, – на автомате выдал Костя зазубренную с пеленок формулу и добавил: – Папа, это просто любительский кросс, игра, которая ничего не значит.

– Любая победа что-то значит. Как и любое поражение!

Так, обмениваясь лозунгами, отец и сын дошли до папиной «волги» благородного серебристого цвета.

– Точно не хочешь со мной до метро?

Костя покачал головой. Еще двадцать минут нравоучений не входило в его планы.

Папа открыл водительскую дверцу, сел и сделал сыну знак приблизиться.

Пришлось подойти и склониться в лакейском полупоклоне.

– Пусть сегодняшнее поражение послужит тебе хорошим уроком, – процедил отец, проверяя зеркала заднего вида.

Костя заверил, что послужит.

– И мне звонили Славины, они волнуются, что вы почти не видитесь с Олей. У вас все хорошо?

– Конечно.

– Сын, Оля – прекрасная девушка, и ты обязан приложить максимум усилий к тому, чтобы ваша свадьба состоялась. Не вздумай все испортить, иначе ты подведешь всех нас, и в первую очередь себя самого. Возможно, тебя, гм… одолевают разные соблазны? Такое бывает у мужчин перед бракосочетанием, но я настоятельно советую тебе смотреть на них именно как на соблазны, победу над которыми тебе необходимо одержать.

– Не беспокойся об этом. У нас с Олей полное взаимопонимание.

– Надеюсь, что так.

С этими словами отец завел двигатель и уехал. Костя помахал ему вслед.

Он был тронут тем, что папа впервые в жизни заговорил с ним на такие деликатные темы и признал, что у сына могут быть какие-то простительные человеку слабости.

Он привык воспринимать отца высшим, почти божественным существом, а ведь тот, в сущности, еще не старый и очень красивый мужчина. Почему после смерти мамы он не женился и даже никогда не было у него таких отношений, в которые он счел бы нужным посвятить сына?

Так боялся, что сын не примет мачеху, что ни с кем не сближался? Если так, то на сегодняшний день сын ответил черной неблагодарностью.

Даже в несчастном любительском кроссе победить не сумел…

Костя попытался разбудить в себе чувство стыда, но ничего не получилось.

Совсем наоборот, на душе царили радость и уверенность, что сегодня он все-таки одержал победу, хотя пока не понял, какую и в чем она состоит.

* * *

По-настоящему плохо Яну было всего два дня, а в понедельник гриппозная дурнота отступила, во вторник он уже чувствовал себя здоровым, только очень слабым, а в среду решил, что вполне способен выйти на работу, но Константин Петрович наложил на этот проект категорическое вето. Больше того, сам позвонил на кафедру и заявил, что пусть они там как хотят, а лично он аспиранта Колдунова до начала следующей недели из квартиры не выпустит.

На кафедре сказали, что очень хорошо и, раз уж Ян Александрович валяется без дела, пусть напишет статью для конференции. Материалы ему передадут. Вот Константин Петрович и передаст, раз такой заботливый.

Пресловутые материалы товарищ привез в таком состоянии, будто на кафедре перепутали и вручили ему содержимое мусорной корзины, но нет, все оказалось верно, и Ян с тяжелым вздохом принялся раскладывать по столу разномастные бумажки.

На основании этого внушительного массива данных наверняка можно было выдвинуть какую-нибудь смелую научную гипотезу, но от Яна она пока ускользала, и он писал стандартную проходную статью.

Соня больше не приезжала. Ян каждый день говорил с нею по телефону, с трудом подавляя соблазн соврать, якобы ему очень плохо, чтобы она снова появилась и положила ему на лоб свою тонкую руку.

Он скучал по Соне спокойно и с теплотой, как, наверное, мужья скучают по женам, с которыми прожили много лет в любви и согласии.

Яном овладела странная уверенность, что они с Соней обязательно поженятся и будут счастливы. В обычные дни он разрывался между ординаторской и операционной, мечтать было некогда, но сейчас, корпя над никому не нужной статьей, Ян то и дело откладывал ручку, откидывался на спинку стула, закрывал глаза и уносился в грезы, такие похожие на реальность, что они просто не могли не сбыться.

Будущие дети представлялись ему как-то смутно – коляски, белые пуховые шапочки, валенки и цигейковые шубы, но это, похоже, всплывали его собственные воспоминания.

Ян понимал, что раз Соня была в Чернобыле, то с репродуктивной функцией у нее могут возникнуть большие проблемы. Если оставаться реалистом, то надо признать, что пытаться родить здорового ребенка в их случае – это играть в русскую рулетку, когда заряжено пять патронов из шести. Да еще один в стволе.

В общем, если у них родится нормальный малыш, это будет чудо, но кто сказал, что чудес не бывает? Бывает, но на то они и чудеса, что происходят очень редко, почти никогда. Рассчитывать на это «почти» глупо и опасно, и Соня этого не делает. Она на редкость здравомыслящая девушка, кроме того, испорчена медицинским образованием, не понаслышке знает, как тяжело живется больным детям. Знает и то, что отцы в таких семьях долго не задерживаются.

И, в общем, нет у нее оснований думать, что Ян какой-то не