Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Энергия как природный ресурс исторически играла центральную роль в развитии империализма и сейчас является одним из краеугольных камней процесса легитимации и переустройства власти в глобальном масштабе. Отношения между государствами часто определялись возможностями доступа к энергетическим ресурсам и контроля над ними. Это отражает преимущественно западный подход к восприятию мира в категориях бинарных противоположностей и отношений доминирования, обусловленных противоречием интересов потребителей и поставщиков энергоресурсов. Расширив рамки этого подхода, страны-потребители могут также получить контроль путем прямого инвестирования и эксплуатации природных ресурсов страны-объекта. Таким образом, инвестирование государственных фондов национального благосостояния некоторых стран в ресурсы других государств может также восприниматься как энергетический империализм.
Понятие энергетического империализма по своей сути носит конфронтационный характер и способствует росту геополитической напряженности. Настроения развивающихся стран-экспортеров подпитываются присущим им ощущением несправедливости. Богатые ресурсами государства часто ощущают себя ущемленными, особенно когда их товары экспортируются по ценам ниже рыночных. С другой стороны, энергопотребители часто считают, что страны-экспортеры манипулируют ресурсами в ущерб остальным. Страны-потребители воспринимают энергию как необходимость, от которой не следует необоснованно отказываться, в то время как производители ценят ее не только как товар. Это подчеркивает общее восприятие неравенства между производителями и потребителями – и те и другие рассматривают геополитическую силу, заложенную в энергетике, как игру с нулевой суммой, где выгода победителей оборачивается проигрышем остальных. Поставщики энергии часто рассматривают стремление потребителей контролировать источники энергии как проявление энергетического империализма, которое можно компенсировать путем ослабления самой необходимости контроля над традиционными энергоресурсами с помощью эгалитарных механизмов торговли.
Мегатренд альтернативной энергетики может напрямую повлиять на дихотомию геополитического баланса и стратегических целей потребителей и производителей энергии, которая служит основой для восприятия отношений между ними как энергетического империализма. Предполагаемое развитие мегатренда может сыграть свою роль в изменении установок и, возможно, снизит стремление стран-потребителей к достижению экономической и политической гегемонии над странами-поставщиками, приведет к постепенному размыванию потребности оказывать геополитическое давление на них. Это может привести и к тому, что поставщики будут пересматривать свои отношения с потребителями энергии. Например, им придется решать, оставаться ли открытыми и сохранять приток доходов, или создавать геополитические рычаги, ограничивая доступ к своим ресурсам и манипулируя им. Альтернативная энергетика может и усилить существующие «структурно обусловленные соблазны» в плане «империалистического» доминирования[305] потребителей над поставщиками. Как и другие технологии, альтернативная энергетика имеет потенциал стать инструментом доминирования над теми, кто не имеет промышленной базы и знаний. Технологии могут использоваться как предмет обмена, поддерживающего желаемый статус-кво, – так, если баланс нарушен, соответствующая технологическая поддержка может быть прекращена.
Мегатренд также подчеркивает опасность, присущую новым областям предполагаемого «империалистического» доминирования. Например, растущее значение некоторых возобновляемых источников энергии, таких как биотопливо и солнечная энергия, может породить новые импульсы для международного политического контроля. Энергетический империализм также играет все большую роль в повестках дня некоторых злонамеренных негосударственных акторов, которые включают его в свою идеологию в качестве мотивирующей причины и оправдания своей деятельности.
1.3.2. Ресурсный национализм: влияние мегатренда на представления о рычагах влияния поставщиков ископаемого топлива
Термин «ресурсный национализм» часто применяется в отношении использования потенциала природных ресурсов в качестве инструмента внешней политики. Различные идеологические и геополитические постулаты нациоцентрического толка подкрепляют императивы преобразования контроля над ресурсами в геополитическое влияние. Если смотреть с точки зрения национального государства, эти постулаты мало относятся к национальной идентичности. Они ближе к таким понятиям, как национальная мощь и амбиции, а также способность использовать ресурсы для влияния на международную повестку дня. В духе такого типа национализма правительства пытаются повлиять на стратегии других акторов, контролируя доступ к определенным ресурсам, в частности энергетическим. Ресурсный национализм может принимать открытые формы через одностороннее прекращение поставок или более тонкие формы влияния, например через экономическую мощь, которую дают ресурсы[306]. Этот метод широко применяется, когда государства стремятся получить контроль над использованием собственных природных ресурсов и, следовательно, отдают предпочтение национальным политическим интересам перед сложившейся международной промышленной и торговой практикой и отношениями с инвесторами. Такой тип ресурсного национализма в прошлом практиковался Венесуэлой[307], Боливией[308], Эквадором[309] и Аргентиной[310]. Лидеры этих стран действуют в духе политической идеологии, которая призывает национальные правительства взять под контроль свои природные ресурсы, чтобы освободиться от влияния Запада.
Даже когда идеологические факторы ослабевают, ресурсный национализм может сохранять свою силу и препятствовать попыткам перейти к более открытой энергетической политике. Например, правительство Мексики, которое уже открыло свой энергетический сектор для частных инвестиций после десятилетий государственного контроля[311], вызвало беспокойство инвесторов своими планами по введению новых правил раздела продукции после открытия крупного нефтяного месторождения международным консорциумом в 2017 г.[312].
Ресурсный национализм, как правило, характерен для стран-экспортеров с богатыми ресурсами, но более широкие его формы могут использоваться странами-потребителями, которые стремятся усилить свой контроль над природными ресурсами в других странах. Ресурсный национализм идет вразрез с парадигмами глобального рынка, с точки зрения тех стран, которые не имеют природных ресурсов и верят в свободную торговлю, открытый инвестиционный климат и международные институты. Поэтому неудивительно, что такие формы национализма вызывают противодействие преимущественно со стороны иностранных инвесторов, корпоративных сообществ и государств, которые представляют эти акторы. С позиции таких инвесторов любое использование экономических инструментов для достижения национальных политических целей рассматривается как «пагубная доктрина, а ее сторонники – как политический враг»[313].
Потенциальная возможность ресурсного национализма порождать конфликты остается малоисследованной темой. Не все насильственные конфликты имеют в своей основе национализм, но две мировые войны XX в. и многие другие войны содержали явные его элементы. Как и другие формы национализма, ресурсный национализм может побуждать к агрессивной политике, отражая растущее использование экономических стратегий в качестве идеологических и политических инструментов.
Анализ значимости факторов мегатренда для национальной безопасности демонстрирует, как современные тенденции и события могут смягчить действия стран-поставщиков по манипулированию энергетическими запасами для собственных политических нужд. Более широкое практическое внедрение возобновляемых источников энергии в будущем сможет снизить напряженность в отношениях между государствами вокруг ископаемого топлива, потенциально выводя глобальные энергетические балансы за рамки их нынешней игры с нулевой суммой. Мегатренд может дать импульс преобразованию, уменьшению или устранению зависимости от невозобновляемых